Сергей Королев - Черный Новый год [сборник litres]

Довоенные советские игрушки очень ценились. Поначалу их делали из картона, покрытого слоем разноцветной фольги, или из прессованной ваты, причем подпольно, потому что советская власть отменила празднование Нового года, но спрос на игрушки все равно оставался. В середине тридцатых праздник официально вернули, и тогда появились фабрики, где выдували стеклянные игрушки. Совершенно особенными были елочные украшения военных лет: шары делали из раскрашенных лампочек без цоколя, прочие игрушки – из отходов военного производства: проволоки и металлической стружки. Но бабушкины относились именно к последним довоенным годам. Это был один из первых наборов советских стеклянных игрушек, и от стоимости полного такого набора Валера лишь тихо выругался. Цена была неподъемной, даже если правдами и неправдами выпросить деньги у родителей. Хотя, возможно, на сбережения от летних подработок получилось бы купить несколько отдельных украшений на замену разбитым…

Валера написал продавцу – проживавшему где-то в Калининградской области, страшно было подумать, как оттуда почтой поедут хрупкие игрушки – и спросил, можно ли купить семь штук из набора. Ответили ему быстро и коротко: « Нет ».

« Мне очень надо », « Ну пожалуйста », « Прошу вас », – набирал Валера в окне личных сообщений уже без надежды на ответ. Когда дюжина сообщений канула в пустоту, продавец игрушек вдруг откликнулся:

« Родственники, что ли, пришли? »

Валера вцепился в смартфон похолодевшими пальцами. Бросилась в глаза аватарка продавца: на ней была новогодняя игрушка, кустарно расписанный стеклянный снеговичок с широкой, перекошенной, совершенно сумасшедшей улыбкой. Панически захотелось закрыть переписку, но… но что тогда? И Валера, пересиливая себя, написал:

« Откуда вы знаете? »

Если верить продавцу с безумным снеговиком на аватарке, историю про игрушки-обереги знали многие коллекционеры новогодних украшений. Якобы с началом массовых репрессий в 1937 году по правительственному распоряжению некоторые фабрики елочных игрушек стали выпускать особые наборы елочных украшений. Наборов таких было выпущено очень ограниченное количество, по слухам – для правительственных чинов. Обереги из этих наборов должны были защитить живых от мертвых.

« Смена года – прореха в привычном порядке вещей. Через нее могут явиться те, кому обычно путь сюда закрыт. Почему на Новый год люди желания загадывают? Потому что приходят те, кто может исполнить. Почему мертвецов стараются задабривать? Чтобы навестили и хорошее принесли. Дед Мороз – значит буквально дед, чей-то предок. И Пер-Ноэль какой-нибудь, и тот же Санта. А когда сын доносит на отца и брат на брата, какое тут добро. Стали приходить те, кого запытали до смерти, к родне, которая их предала. Массово начали приходить… »

« Подождите, то есть эта баба Зина – мертвая ?»

« А вы только сейчас поняли? »

« Моя бабушка никого не предавала. Она тогда еще в школе училась. И репрессии моей семьи не коснулись », – Валера набрал ответ скорее машинально, плавая в несколько бредовом чувстве нереальности происходящего.

« Вы уверены? – спросил стеклянный снеговичок. – Читали бабушкины записки? Чтобы обереги работали, нужно, чтобы человек рассказал о своем преступлении и раскаялся. Поищите. Обычно исповедь записывали и в коробке с оберегами прятали. Когда все обереги сами собой случайно перебьются – значит, отстала мертвая родня. Может, простила. Но если специально обереги разбить – тогда плохо дело. Чем больше разбить – тем хуже».

« Чего этим родичам вообще надо? »

« Считается, что они подарки вручить хотят. Беды всякие: болезни, несчастья. Приходят чаще всего к самым молодым членам семьи – у тех жизни впереди больше. Поквитаться им охота. Не пускайте их на порог и ни в коем случае не притрагивайтесь к тому, что дают. Держите двери на запоре. Обычно выходцы с той стороны не могут войти в дом без приглашения ».

Валеру затошнило от страха.

« Что теперь делать? »

« Я откуда знаю. Поищите записки ».

« Почему вы свои елочные игрушки продаете, если это обереги? » – спросил Валера, чтобы хоть что-нибудь написать, слишком страшно ему было прерывать диалог и оставаться в зловещей тишине квартиры, с хныкающей от страха Маринкой и тем, что, возможно, до сих пор таилось за дверью.

« К моей семье они отношения не имеют. Просто дубликат в коллекции оказался. Вам они все равно не помогут », – показалось, будто снеговик на аватарке лыбится шире прежнего. Значок «онлайн» рядом с именем собеседника пропал. И сколько Валера ни скидывал сообщение за сообщением, ему больше не отвечали.

– Фабричная коробка от игрушек, надо ее найти, – сказал Валера Маринке, которая все это время стояла рядом, немилосердно дергая и обгрызая кончик тощей косы. – Я даже не знаю, как она выглядит…

Про коробку он спросил у матери за ужином. Родители, да и сестра, заметили, что Валера и Маринка сидят какие-то пришибленные. Валера то почти решался рассказать им все как есть, то в последний момент прикусывал язык, представив, как все это прозвучит, и окончательно решил молчать, когда отец, жаловавшийся на какие-то неприятности на работе, прямо во время ужина полез в аптечку за валидолом. За окном мела пурга.

– Зачем тебе эта коробка? – рассеянно спросила мать, думая о чем-то своем.

– Ну, меня заинтересовала семейная легенда, – нарочито бодро ответил Валера. – Хочется вот на коробку посмотреть.

– Да что на нее смотреть, обычная картонная коробка, – сказал отец. – В гараже, наверное, валяется. Я в нее мелочь всякую складывал, удобно, много ячеек. А может, выбросил давно, старье такое.

Валера поспешил сменить тему – подспудно прислушиваясь к невнятным шумам в подъезде: то ли соседи, то ли… Звонок был выключен, и Валере все казалось, будто кто-то тихо стучится в дверь. И даже больше самого стука он боялся, что родители услышат и пойдут смотреть, кто там, а тем более откроют.

Этой ночью Валера так и не смог заснуть. За окном все мело, в комнате почему-то было очень холодно, невзирая на отопление, и едва он начинал задремывать, как в шуме ветра слышалось: «Кушайте… кушайте… кушайте…»

– Как думаешь, они еще люди? – тихо спросила Маринка, когда Валера вкратце пересказал ей то, что узнал от коллекционера.

К счастью, родители и сестра уходили на работу раньше, чем Валера на учебу, так что можно было, всякий раз переводя дух, проследить из окна, как отец, мать, Лена благополучно выходят из подъезда и шагают по своим делам. Маринка сказалась больной и осталась дома, но когда Валера взял отцовские ключи от гаража и собрался выходить, Маринка увязалась за ним. Валера не возражал: дома сейчас было страшнее, чем на улице.