Эд Курц - И создал из ребра я новый мир

Одной рукой раздвинув колючие заросли на шее, другой Джоджо поднял бритву.

— Добром это не кончится, — сказал Чарльз, меряя нервными шагами вестибюль. — Не можем мы его просто бросить с этой дьяволицей.

— Он знает, что делать, — смиренно протянула Теодора.

Чарльз фыркнул:

— Люблю этого парня, он мой друг, но принимать верные решения — не его конек.

— Я слегка в курсе.

— В курсе белой стороны того дельца, а я-то и черную знаю. Говорю вам, этому парню повезло, что его не вздернули один раз на этой стороне города, а потом еще раз на другой. А он в то время был полицейским.

— Хорошие слова для хорошего друга…

— Но ведь так оно и есть! Ему невероятно повезло: ни один закон формально не был нарушен, и все, что он получил, — увольнение от шерифа.

— Я бы сказала, ему досталось куда как больше.

— Может, и так. Но быть изгоем гораздо лучше, чем висеть в петле.

— Ты уверен, Чарльз? — мягко спросила Теодора.

Чарльз нахмурил брови и отвел взгляд.

— Насколько я знаю, — продолжала она, — он был парией всю жизнь, с самого рождения. Так вот, я не очень хорошо отношусь к неверному мужчине, но я понимаю, что любовь есть любовь, и, когда она вступает в игру, никто ничего не может с этим поделать. Приходится рисковать. Делать ставку. Зачастую ставка никуда не годится, и та лошадка, на которую ставишь, приходит последней… Но такова жизнь, верно? Если у тебя нет дара ясновидения, просто прыгай ногами вперед и надейся на лучшее. Не думаю, что мне хватило бы духу развестись с мужем, упокой Господь его помраченную душу… но наш с ним брак, конечно, оказался совсем не тем, о чем я мечтала. Думаю, такая же судьба постигла и Джоджо Уокера. Может, это слишком циничный взгляд на вещи… но лично я в нем не вижу ничего дурного. Он поставил не на ту лошадку. Как и я.

— Что ж, надо уметь проигрывать, — заметил Чарльз сухо.

Теодора сжала губы так, что ее рот стал похож на порез.

За их спинами что-то громыхнуло — что-то в будке кассира. Нахмурившись, Чарльз посмотрел в ту сторону.

Мистер Томас бросился на сетку, рыча и цепляясь за перекрученную проволоку, как бешеное животное в клетке. Сетка жалобно задребезжала. Томас зарычал, попятился и кинулся на нее снова.

Теодора судорожно вздохнула.

— Какого дьявола? — пробормотал Чарльз.

— Вас тут быть не должно! — проскрежетал Томас. Его голос звучал так, будто в горле у него застряла кость. — Пшел вон отсюда, ниггер! Пошла прочь, папочкина подстилка!

— О господи, — простонала Теодора. — Ну вот, опять…

Томас стал возить лицом по сетке — острые концы проволоки превращали его кожу в кровавые лохмотья. Вцепившись в сетку, он зарычал не то от боли, не то от гнева, не то от всего разом.

— Сука медсестра забрала мой дробовик, — прохрипел Чарльз. — Уж теперь ваш черед стрелять, леди…

— Мой? Но я… не могу, я просто не могу…

— Тогда давайте я! — Полузакрыв глаза и скривив рот в решительной гримасе, Чарльз потянулся к винтовке в ее руках. Она вырвалась, широко раскрыв глаза от страха.

— Он ведь ни в чем не виноват. Не виноват, Чарльз! Им управляют! Пожалуйста…

Парадные двери с грохотом распахнулись, ударившись о внутренние стены и погнав оглушительное эхо по всему вестибюлю. Томас яростно завизжал и нащупал щеколду на дверце клетки. Эрни Рич рванулся вперед, держа револьвер наготове, с видом человека, побывавшего в аду, но каким-то образом вернувшегося.

— Шериф, подождите! — выдавила Теодора, когда Томас вырвался из клетки кассира. Он опустился на четвереньки и побежал вприпрыжку, рыча и мотая головой из стороны в сторону.

— Стоять! — гаркнул Рич, целясь в него.

— Прочь, прочь, ПРОЧЬ ! — ревел Томас, быстро приближаясь.

Шериф нажал на спусковой крючок, и его револьвер дернулся, когда на щеке Томаса будто расцвела черная роза. Труп с простреленной навылет головой покатился по полу, оставляя за собой широкий багряный след.

— Да зачем же! — воскликнула Теодора и упала на колени. — Как вы не понимаете, это не его вина. Его… заговорили!

— Вот перегрыз бы он мне горло, леди, и было бы уже без разницы, чья тут вина, — проворчал Рич, переведя дух.

— Он прав, — согласился Чарльз. — Тут у нас как на войне. Либо ты, либо тебя.

— Но это не так! — выкрикнула Теодора. Шмыгнув носом, она закрыла ладонями лицо. — Нет в Литчфилде — да и во всей Америке — никакой войны!

— Вот тут вы ошибаетесь, леди, — строго сказал Рич. — Что это, если не война?

Смыв остатки стыда в раковину, Джоджо схватил полотенце, свисавшее с краешка раковины, и вытер им свежевыбритые лицо, шею и руки. Он поморгал, поглядел на свое отражение в зеркале. Оборотень исчез. Сара тоже.

Он прошел обратно в гостиничный номер, нисколько не удивившись тому, что дверь исчезла, едва закрывшись. Интересно, могло ли его теперь что-то удивить в принципе?

Кровать была пуста, хотя простыни остались примяты, образовав нечеткий силуэт той девушки, что недавно лежала там. Марджи. Она снова увела Марджи.

Минерва.

Хмуро оглядев пустующую комнату, Джоджо отринул дрожь, что наслали на него холодный порыв ветра, ворвавшийся в открытое окно, и дикий гнев, бушевавший в голове. Он осознавал нечто настолько бессмысленное, что это противоречило здравому смыслу. Зазывала Дэвис и Минерва отняли у него все, но заставили его поверить, что у него вообще что-то было.

Руки сами сжались в кулаки. Свежевыбритая кожа пылала. Теперь он точно знал, что делать и почему. Выстрел, прогремевший на первом этаже отеля, лишь подстегнул его.

«Хочешь устроить кавардак? — подумал он, выбегая из номера и минуя коридор. — Что ж, будет тебе кавардак».

Какие-то загадочные звезды подмигивали Марджи из-за окутывающей небо дымки, и она подивилась тому — разве сейчас ночь? Потом она поняла, что лежит совсем голая на спине, на ложе из мертвых листьев и мягкой суглинистой земли. Дул холодный ветер, и верхушки деревьев мягко покачивались в такт его порывам — там, в вышине. Она кое-как припомнила, что потеряла сознание после того, как дикая женщина в костюме медсестры укусила ее и стала лакать кровь. Уловив запах костра, Марджи поначалу испугалась — лес горит? Нет, жа́ра не было. Значит, можно не бежать пока. Но если воздух потеплеет, она непременно побежит.

Марджи уловила, как кто-то приближается к ней из-за деревьев, но голову поднимать не стала — кто бы там ни был, пусть думает, что она валяется без чувств. Чьи-то шаги шаркали по земле — может, шел не один человек. Как ей показалось, кого-то сюда, к ней, волокли, и чем ближе становился звук, тем сильнее ощущался насыщенный земляной запах. Похоже, кого-то откопали. Небесная мгла сгущалась, но одна звезда светила, как и прежде, ярко. Марджи показалось, что она вспомнила, как та называется, но название тут же ускользнуло. Впрочем, нежный голос, прозвучавший гораздо ближе, чем она ожидала, просветил ее: