Олег Рой - Порог

Жан-Жак узнал, что Такигава весьма скуп, традиционен, очень строг с женой, старшей дочерью и младшим сыном. Он любит, когда ему выражают почтение, поучать всех и каждого, выпивку и деньги, много денег. И, самое странное, Синдзиро… терпеть не мог детей.

«На кой же черт было заводить двоих», — подумал вскользь Бизанкур, но на самом деле мотивы Синдзиро его мало волновали. Он знал только одно — Рэнхо, олицетворяющий добродетель Умеренности, выжить не должен. В принципе, устремления Такигавы должны были способствовать успеху того, что затеял Жан-Жак.

Разведку он выполнил безукоризненно. Но чтобы пускаться в рискованное предприятие вроде детоубийства в чужой стране, Жан-Жак-Альбин должен был заручиться поддержкой одного из своих покровителей.

Поэтому, вернувшись в свои апартаменты в Шангри-Ла, он достал припрятанную старинную золотую монету. Ту самую, которую, будучи мальчиком шести лет, выковырял своими пухлыми пальчиками из щели в полу отчего дома. Подарок Маммоны. Именно она должна была помочь ему вызвать того, чей облик он видел лишь своими младенческими глазами, но кто незримо присутствовал рядом с ним все эти годы, когда нужно было решать любые вопросы, связанные с алчностью.

Испытывая почему-то необыкновенную робость, он положил монету на ладонь, не зная, что дальше делать с ней. И золотой кружочек внезапно выскользнул из его руки.

Жан-Жак не успел сделать ни движения, чтобы подхватить его, как в воздухе мелькнула красная блестящая нить, к которой моментально прилип сверкающий кружочек. Точно это был стремительный лягушачий язык, который выстрелил в пространство, ловя добычу — зазевавшееся насекомое. Завороженно смотрел он на эту красную блестящую ниточку, которая, забрав себе монетку, чертила в воздухе плавный узор. Следя за алыми узорами, Жан-Жак-Альбин почувствовал, как непреодолимо его клонит в сон.

«Нет, — пытался он сопротивляться. — Не время спать… Не время…»

И он заснул.

Когда Жан-Жак открыл глаза, то обнаружил, что находится вовсе не в гостиничном номере. Это снова была комната с камином в родительском доме.

Меж тем из-за туч выплыла огромная луна; такой луны Бизанкур еще не видел ни разу. Она грозно и уверенно расположилась посреди черного полотнища и, как огромный слепой зрачок, смотрела прямо на него.

На фоне сияющего диска появилось какое-то летающее существо. Оно летело уверенно и прямо, словно пущенное копье. Наконец оно приблизилось настолько, что стал отчетливо виден его силуэт — нечто длинное, извивающееся, но стремящееся в цель.

Наращивая скорость, существо приблизилось к дому и сделало последний рывок прямо на окно. Брызнули с грохотом стекла, и посреди комнаты предстало демоническое создание. Имело оно тело змеи, человеческие руки с множеством пальцев, большие рога, обагренные кровью, и странные крылья, напоминающие разноцветный дым, клубящийся между тонких золотых пластин.

«Какой красивый», — в восторге подумал Бизанкур.

Тело демона было покрыто драгоценными камнями и чешуей, которую, если приглядеться, составляли монеты разных размеров и достоинства; между каждым камушком и монетой сочилась кровь. Но, стекая тягучими и вязкими тонкими струйками, она вновь поднималась вверх. Демон стоял в переплетении этих алых нитей, опираясь на копье, которое сжимал многопалой рукой.

— Узри то, что не открывается человеческому оку, мальчик, и запомни хорошенько! — проревел демон. — Сколь величественным ты станешь, если все эти богатства мира станут твоими! Ты ведь хочешь этого? Конечно. Каждый из живущих на земле мечтает стать самым богатым и влиятельным, такова ваша человеческая природа. Я научу тебя, как быстро этого добиться!

При каждом слове изо рта демона падала монетка или сверкающая драгоценность, но тонкий раздвоенный язык подхватывал их и водворял обратно.

— Запомни меня, мальчик, я Маммона, демон алчности. О нет, алчность совсем не грех, как уверяют эти жалкие человеческие создания. Именно алчность дает человеку силу и бодрость для того, чтобы не скатиться на дно и не начать ползать и нищенствовать там с колченогими старцами и убогими старухами. Алчность — это живительная страсть, которая вытолкнет тебя наверх тогда, когда ты будешь идти на дно — твое естество будет алкать продолжения жизни. Но, чтобы достичь желаемого, тебе нужно будет научиться действовать быстро, ловко и без сожаления.

Маммона своими удивительными крыльями взмел в воздух облачко золотой пыли, устроив настоящий сверкающий вихрь.

Пыльца, как рождественский снежок, опустилась на парящего над полом Жан-Жака. Он принялся разглядывать свои руки, обнаружил, что они крошечные, и понял, что видит все глазами себя-ребенка нескольких часов от роду. Это было так удивительно, что он громко захохотал, а сидящие внизу безмолвные фигуры даже не пошевелились, несмотря на то что творилось в комнате. Вот удивительно!

Он хохотал и слышал со стороны свой детский смех…

— Я покровительствую тебе, мальчик мой. Знай, что удача в делах будет сопутствовать тебе, — торжественно продолжал демон. — Помни об этом и служи Маммоне, не прогадаешь!

Как и прежде, с каждым сказанным словом демон исторгал монетку, которую проглатывал обратно, но вот один золотой кружочек упал на пол и, покатившись по половицам, исчез в щели.

— Ты найдешь ее, когда настанет время, — прогрохотали слова его. — А используешь только один раз, — ты поймешь, когда.

Маммона, бросив последний взгляд на Жан-Жака, поднялся в воздух и покинул дом так же, как и появился, — через окно. Впрочем, зияющая дыра в нем затянулась немедленно, и даже осколки стекла собрались вместе и встали каждый на свое место.

Внезапно перед глазами Жан-Жака все задрожало и смазалось, и он вдруг оказался совсем в другой комнате, все еще мал, но значительно старше — он видел внизу свои собственные детские ножки, обутые в добротную, но несколько грубоватую обувь.

Солнечный лучик, заглянувший в дом через оконное стекло, упал на пол, на секунду отразив яркий блик от какого-то предмета, почти невидимого. Заинтересованный мальчик опустился на четвереньки и увидел, что в щели между половицами застряла золотая монетка.

— Ух ты, — прошептал он, а его нетерпеливые пальчики уже пытались достать блестящий кружочек. И старания увенчались успехом.

— Привет тебе от Маммоны, — снова прошептало что-то рядом с ним. — Прячь скорее в свой кармашек и храни до поры…

Вновь все помутилось перед глазами, а когда взгляд его прояснился, Бизанкур обнаружил себя в номере гостиницы Шангри-Ла, завороженно наблюдающим пляску блестящей алой нити, к кончику которой прилепилась золотая монетка. Нить продолжала рисовать таинственный узор, только что усыпивший его. Теперь же всякая дремота покинула его, и сознание прояснилось.