Алма Катсу - Голод [litres]

Похоже, охотники понимали слова, перенятые им от шошонов, а скудный словарный запас Брайант дополнил жестами, пантомимой и рисованием на земле. Индейцы дали понять, что впереди, высоко в горах, имеется озеро, однако его следует обойти стороной. По их словам, у озера обитал дух, якобы пожирающий человеческую плоть и превращающий людей в волков.

– На’ит, – без умолку твердил один из охотников, указывая на фигуру, вычерченную под ногами.

Что все это значит, Брайант понять не сумел.

После этого он отвел охотников к пещере и показал им труп. Возможно, они знали убитого при жизни? Возможно, он из их племени? С особым старанием Брайант расспрашивал, не знают ли они, что за зверь или дух погубил покоящегося в пещере. К немалому его удивлению, увидев мертвого, индейцы отпрянули прочь и настояли на том, чтоб немедля, без церемоний, предать тело огню.

Возможно, из-за темноты, скрывавшей кое-какие нюансы, а может, из-за съеденных на ужин грибов, наверняка малость галлюциногенных, понять, что изображают рисунки охотников Брайант не смог. Казалось, индейцы твердо уверены, будто покойный убит не человеком, не зверем, а… разом тем и другим. Человеком в облике волка или зверем в человеческой коже? По рисункам этого было не понять, а говорили охотники так быстро и тихо, что Брайант понимал их, в лучшем случае, с пятого на десятое.

Проснувшись, он ожидал обнаружить, что охотничья партия давным-давно ушла, однако индейцы, навьючив лошадей и загасив костер, терпеливо ждали его пробуждения. При виде собственного жилета поверх замшевой рубахи старшего из охотников Брайант невольно заулыбался. Охотник, что помоложе, подал Брайанту руку, приглашая взобраться на круп его лошади, и Брайант с радостью принял предложенную помощь. Проворчав что-то, краснокожий в жилете Брайанта развернул пегую кобылку к западу и направил ее вдоль узкого ручейка к увенчанным снежными шапками горам, возвышавшимся вдалеке.

Похоже, еще хоть пару дней, да поживем…

С прогалиной, над которой все еще слегка веяло сладковатой вонью горелого мяса, Брайант расстался без сожалений.

Со всем этим следовало покончить.

– Жди меня, – прошептал Джеймс Рид, проходя мимо Джона Снайдера, – в восемь часов, у тополиной рощи возле водопоя.

Больше всего на свете Риду хотелось бы побыть после ужина с родными, читая детям что-нибудь занимательное при свете костра, пока Маргарет штопает одежду, а Элиза Уильямс отмывает тарелки. Смешно… если вспомнить, сколько раз в Спрингфилде он по вечерам, ужиная с семьей, жалел о невозможности улизнуть из дому ради встречи с Эдвардом Макги.

Однако расплаты со Снайдером откладывать далее было нельзя.

Совета, данного Снайдером во время последней встречи наедине, он отнюдь не забыл. «Гляди, не забудь, из каких я»… Действительно, под хрупким внешним лоском цивилизованности Джон Снайдер был диким зверем, и этому-то человеку Рид имел глупость вверить власть над собственной жизнью. С тех пор он едва выносил присутствие Снайдера, охваченный страхом перед тем, что тот может выкинуть. Путь в Калифорнию и без того словно бы вел через ад, а эпизоды со Снайдером только усиливали это чувство, ужесточали кару, неосознанно изобретенную Ридом для себя самого.

Без четверти восемь Рид поцеловал каждого из детишек в лоб и пожелал им спокойной ночи. Жене он сказал, что идет к Бринам, поговорить кое о каких мелочах: Бринов она не любила больше всех прочих, а значит, вряд ли станет по возвращении расспрашивать о визите. Отойдя от своих фургонов, Рид вынул из кармана носовой платок и промокнул испарину со лба – раз, другой, третий… пришлось одернуть себя, чтоб не перестараться: от этой привычки в последнее время начали редеть волосы.

Однако губы он на всякий случай тоже утер трижды.

Не стоило целовать детишек грязными губами. Слишком уж он нечист, а дети – они же невинны. Кроме них, в его жизни ничего чистого и невинного нет. Недостоин он их. Недостоин.

К назначенному месту он подошел задолго до появления Снайдера и заметил его издалека, обычной неспешной, тяжеловесной походкой спускающегося вниз, к водопою. Яркая оранжево-желтая линия над горизонтом растворялась в густой ночной темноте.

Подойдя, Снайдер остановился напротив, потянулся к Риду, но Рид отступил назад. Встречу со Снайдером он представлял себе сотню раз, однако дальше этого момента дело не заходило. Придется импровизировать.

– Нет. Послушай, я вот что хотел сказать: между нами все кончено. Хватит.

Снайдер вновь потянулся к нему – напористей, агрессивнее.

– С чего это ты взял, будто тон тут задаешь? «Хватит»… Все кончится, когда я скажу «хватит».

Рид вновь увернулся от него. На лице Снайдера появилась отвратительная ухмылка. Похоже, он разозлился всерьез.

– Послушай меня. Я не шучу. Мне было плохо, я искал возможность забыться, но больше этакой роскоши позволить себе не могу. Я должен играть свою роль. Люди по-прежнему рассчитывают на меня – если не все, то многие. Если я подведу их, что станет с обозом? Им без меня никак.

– Ишь, как ты о себе возомнил, – сказал Снайдер, тяжело, угрожающе шагнув к Риду. – А если я расскажу им, что делал с тобой? Что ты сам этого хотел, сам напрашивался?

Рид сглотнул, однако тугой комок закупорил горло намертво.

– Тогда и себя самого обличишь, – наконец ответил он.

Однако как знать: быть может, Снайдера это ничуть не тревожит? Риду едва не сделалось дурно. Как мог он пасть жертвой субъекта наподобие Снайдера? Как мог он настолько его вожделеть?

И как может тосковать о нем до сих пор? Могучие, крепкие плечи… минуты жесткого, грубого, лихорадочного забвения…

– Мало ли, что я там сделал, – усмехнулся Снайдер. – Извращенец-то выходишь ты.

– Кое-кто из остальных с тобой не согласится, будь уверен. Эти всю жизнь на тебя будут косо поглядывать.

Глаза Снайдера лучились неприкрытым, гнусным злорадством.

– А что скажет твоя жена ? Как она будет поглядывать на тебя, когда услышит, что ты, на коленях стоя, выделывал, да еще добавки просил?

Рид страдальчески сморщился, и Снайдер захохотал.

Страх кружил голову. Все это – невероятный, бредовый ночной кошмар.

– Не посмеешь, – сказал Рид. – Духу не хватит.

Кулак Снайдера ударил его в лицо с такой силой, что Рид едва не потерял сознание и сам не заметил, как оказался на земле, а Снайдер навалился на него сверху, уселся на грудь. Боль принесла облегчение, отвлекла от липкого, лихорадочного жара раздумий, вернула к сиюминутному, к настоящему. Судорожный вдох – и новый удар вмял Ридов затылок в песок. Казалось, под тяжестью Снайдера вот-вот затрещат кости. «Да он же задумал убить меня», – понял Рид, с трудом уместив в голове эту вполне очевидную мысль.