Алма Катсу - Голод [litres]

Разумеется, ему не давали покоя какие-то жуткие тайны, а прежде чем доверять человеку, такие вещи о нем необходимо выяснить, однако со временем Мэри начала понимать вот что: относиться к собственному прошлому настолько серьезно, чтоб это проявлялось в каждом движении, в каждом жесте – в скромной осанке, в тоне голоса, в обыкновении не встречаться с ней взглядом, несмотря на неловкость ( приятную неловкость, испытываемую обоими) – способен лишь человек, наделенный совестью.

– Возможно, в пределах государственных границ Соединенных Штатов Америки это и так, – заговорил Доннер. – Но должен напомнить всем вам: границы территории США мы покинули. Федеральные законы здесь не действуют.

С этим он перевел взгляд на Рида. «Интересно, что у Доннера на уме?» – подумалось Мэри. Рид воевал с ним с самого начала, а после вместо него возглавил обоз… однако Доннер всего-навсего покачал головой.

– Казнив этого человека, вы, по сути, совершите самосуд, – подытожил он.

– По-моему, ты чушь сплошную несешь, – с кривой улыбкой, которой при всем желании не примешь за дружелюбную, ответил Кезеберг. – Я говорю о библейском законе, не о федеральном. Он убил Джона Снайдера, и, значит, сам заслуживает смерти.

Каким бы отвратительным типом ни был этот Кезеберг, люди к нему отчего-то прислушивались. Казалось, он обладает над ними некой властью.

Что же до самой Мэри – ее голос будто застрял в горле. Ей очень хотелось хоть что-то сказать, но осторожность сдерживала.

Мэри всю жизнь была девицей практичной до неприличия, и не раз сожалела о том, что ей не хватает страсти, смелости высказать все, о чем думает, без оглядки, не стесняясь в выражениях. Возможно, именно эти качества привлекали Стэнтона в Тамсен, а Мэри… Мэри смолчала и на сей раз, тихо радуясь, что с Кезебергом согласны не все.

– Я без распоряжения судьи казнить человека не стану, – поразмыслив, объявил Милт Эллиот. – И никому не советую, а то как бы после беды не нажить.

– Изгнать его, – внезапно подала голос Тамсен.

Собравшиеся, негромко шурша одеждой, повернулись к ней. Несмотря на все происшедшее, несмотря на всеобщее презрение и недоверие, голову Тамсен подняла высоко, в глаза смотреть никому не боялась. Мэри она казалась едва ли не королевой.

При виде Тамсен в животе ее что-то сжалось. Люди по-прежнему боялись ее, уж это-то было ясно как день. Пегги Брин с Элеонорой Эдди рассказывали всякому, кто пожелает слушать, будто Тамсен при помощи ведовства высасывает из Джорджа Доннера жизнь, что твой суккуб, да еще тот случай с пожаром… Самым диким из слухов Мэри, конечно, не верила, но понимала: заступаясь за Рида, Тамсен идет на нешуточный риск.

А вот самой Мэри на это не хватило духу.

– Судить его не нам – Господу, – продолжала Тамсен. – А если кому из вас кажется, будто кара слишком мягка, вспомните: здесь человеку в одиночку не выжить. Изгнание нисколько не хуже смертного приговора.

Кезеберг смерил Тамсен злобным взглядом – это Мэри заметила тоже.

– Может, вы все тут думаете, будто Джон Снайдер – простой батрак. Будто он только и годен был, чтоб править волами да делать что сказано. Но дело свое он делал наравне с остальными. Мы перед ним в долгу.

Доннер нахмурился.

– Нам нужны факты. Известно ли, отчего мистер Рид так поступил?

Прежде чем Кезеберг успел хоть что-то ответить, Доннер поднял руку, веля ему помолчать.

– Что скажешь, Джеймс? – спросил он.

Рид сглотнул. Глаз его заплыл так, что превратился в узкую щелку.

– Вы все видели, что он творил, и знали, что он за человек. Что он – обманщик, надеявшийся погубить ложью не одну жизнь. Он бросился на меня, и мне… и мне пришлось защищаться.

– Не хули мертвого, – зарычал Кезеберг, хлестнув Рида раскрытой ладонью так, что тот снова рухнул на четвереньки.

– Может, он и мнил о себе многовато, может, и говорил порой чего-то не к месту, но Кезеберг прав: это ж не повод его убивать, – сказал Уолт Эррон, считавшийся самым, пожалуй, близким приятелем Снайдера.

В толпе зашушукались. Обернувшись, Мэри увидела среди собравшихся Маргарет Рид, проталкивавшуюся к середине прогалины.

Заговорив, она обратилась к одному Доннеру, будто все остальные не значили, не решали ровным счетом ничего.

– Не губите моего Джеймса, прошу вас.

Ростом она была совсем невелика, очевидно нездорова, однако в ней чувствовался некий внутренний пыл, твердость и острота стального клинка.

– Да, я согласна: он совершил ужасную вещь. Он убил человека и заслужил наказание. Но я прошу вас учесть обстоятельства и все, что он сделал ради обоза.

– Сделал? Что ж он такого сделал? В пустыне нас чуть не погубил? – возразил Кезеберг.

– Этой гнусной, проклятой богом пустыни нам было не миновать, кто бы обоз ни вел, – решительно вклинилась в разговор Левина Мерфи.

Протолкавшись вперед, она встала за плечом Маргарет, слегка правее, словно солдат позади командира. Мать тринадцати детей, одинокую женщину, возглавлявшую целое семейство, в обозе Левину искренне уважали, хотя кое-кто и шептался насчет ее мормонской веры.

Кезеберг явно опешил. Чтоб кто-то решился перечить Кезебергу… такого Мэри, пожалуй, еще не видела, и, может быть, сам он – тоже.

– Джеймс вывел нас из пустыни, так? – не сдавалась Маргарет. – И никто в пути не погиб, хотя все думали, что там-то нам и конец.

Против этого не возразил никто. Маргарет говорила сущую правду.

– Казнив его, убитого не оживить, – продолжала она. – Послушайте меня, все послушайте, прежде чем что-то решать. Не знаю, отчего Джеймс так поступил, но умоляю вас: вспомните обо всех его делах, вспомните и поглядите, не найдется ли в ваших сердцах места для милосердия. Больной, только что овдовевшей, мне предстояло прокормить четыре рта. Кто пожелал бы жениться на мне? А Джеймс Рид взял меня в жены, обеспечил моим детям дом, крышу над головой и еду на столе. И обращался с ними как с собственными детьми. Как вы думаете, кто на такое способен, кроме человека недюжинного великодушия и доброты?

При этих словах на глаза Мэри навернулись слезы.

– Он руки стирал до костей, трудясь ради детей человека, которого в жизни не знал, – сказала Маргарет, заметно дрожа, но держась прямо, высоко подняв голову. – Какой человек так поступит? Прошу вас…

С этим она двинулась вокруг прогалины, глядя в глаза каждому из собравшихся.

– Прошу вас, придумайте для Джеймса другое наказание, не лишайте его жизни. Пощадите мужа.

Все надолго умолкли. Рид слушал Маргарет, опустив голову, вероятно, вполне справедливо подозревая, что любое слово, сказанное невпопад, может стоить ему жизни, но в эту минуту утер лицо рукавом сюртука, и Мэри задумалась: быть может, он тоже, как и она, не сумел сдержать слез?