Майкл Макдауэлл - Элементали [litres]

Он тихо поднялся, подошел к Дофину и, прикрыв рукой рот зятя, тихонько потряс того. Дофин внезапно проснулся, прервав дурной сон. Люкер указал на спящих в гамаках Большую Барбару и Ли, и Дофин понял необходимость тишины; он последовал за Люкером на кухню.

– Я знаю, что они ушли в третий дом, – прошептал Люкер, качая головой. – Чтоб им обоим провалиться, мне просто интересно, это Одесса потащила Индию или Индия – Одессу. У них обеих грибная каша вместо мозгов.

Дофин ужаснулся.

– Какого черта они туда пошли?

– Потому что подумали, что должны, потому что посчитали это необходимым.

– Подожди… – прошептал Дофин, внезапно вспомнивший, почему они все находятся в гостиной МакКрэев. Он подошел к кухонному окну и посмотрел через двор на свой дом. – Боже мой! – воскликнул он слишком громко, увидев, что тот был почти полностью засыпан идеальным конусом песка, который теперь сверкал желтовато-белым в ярких лучах заходящей луны и первом лилово- сером свете рассвета. Хотя конус еще не покрывал дом полностью, он был уже выше, чем любая дюна, которую Дофин когда-либо видел на побережье залива; безупречная симметричность формы обескураживала, словно бы насмехалась – сделают ли они вывод, что это естественное явление?

Явление было бесспорно неестественным.

– Вот дерьмо, – прошептал Люкер, подходя к окну. – Вот дерьмо!

– Ты же не думаешь, что они вернулись туда? – спросил Дофин, и Люкер покачал головой.

– Они в третьем доме. Индия – дурочка. На прошлой неделе она до усрачки напугалась того места, чего-то, что там было. Она не позволит чему-либо пугать ее до усрачки без боя. Слишком глупая, чтобы поступить по-умному и сбежать. Она не верит ни во что из этого, не верит, что это действительно происходит. Думает, ей приснился гребаный сон, гребаный фильм под названием: «Индия у врат ада», и она прыгнет прямо в зеркало, потому что, черт ее возьми, сказала себе, что все это нереально!

– Но с ней Одесса, – заметил Дофин.

– Одесса не лучше. Одесса думает, что защитит нас. Если бы у вас закончилась горячая вода, Дофин, Одесса разрезала бы себе запястье и позволила тебе искупаться в ее крови, а ты знаешь, это очень в ее духе! Что бы там, по ее мнению, ни находилось в этом доме, она зайдет внутрь и будет бороться с этим, чтобы дать тебе время уйти. Мы должны пойти туда за ними.

– О господи, Люкер, я никогда не был в третьем доме!

– Я должен забрать оттуда Индию – эту дурочку, и надавать люлей за такие трюки. Ладно, Дофин, я пойду туда один, я…

– Нет, я пойду с тобой…

– Иди разбуди Барбару и Ли. Потом отнеси чемоданы к «Джипу». Будьте готовы уезжать. Я пойду вытащу этих двоих, а потом мы сразу убираемся оттуда, а не ждем кофе.

Взяв третью керосиновую лампу, Люкер быстро вышел за дверь, не оглядываясь на Дофина. Он также не смотрел и на огромный песчаный конус, заслонивший дом Сэвиджей. Мужчина медленно шел по двору, несмотря на то что чувствовал необходимость спешить. Что-то изменилось в воздухе Бельдама, что-то в его дыхании, чего он никогда раньше не ощущал: неподвижность и тяжесть, не имевшие ничего общего с температурой или влажностью. В древности астрономы думали, что пространство заполнено светящимся эфиром, в котором плавают звезды и планеты; и Люкеру казалось, что сейчас он движется именно через такой эфир. Тот был не столько тяжелым и теплым, сколько плотным настолько, что с трудом вдыхался. Подняв лампу, он понял, что в воздухе нет ни пыли, ни танцующих песчинок. В Бельдаме не было пыли, только песок, и песок этот такой тяжелый, что весь оседает на землю – или насмешливо складывается в неестественно совершенные геометрические фигуры.

Эфир не оказывал никакого сопротивления движению, в отличие от ветра и воды, но, тем не менее, когда Люкер поднялся по ступенькам черной лестницы в третий дом и потянулся к кухонной двери, его рука как будто бы прошла сквозь разделяющую ее жидкость. Дверь была не заперта, и он вошел на кухню.

Люкер уставился на канистру с бензином на столе и окликнул Индию. Ответа не было, и он позвал Одессу. Его голос стукнулся о стекла в рамах. На кухне воздух казался еще более плотным, чем снаружи.

Он вошел в столовую и поразился тому, насколько сильно комнату заполнил песок; казалось, что не было даже пространства для дыхания. Он поспешил в гостиную и снова позвал Индию и Одессу.

Люкер медленно поднялся по лестнице и остановился на площадке. Одна из дверей спален была открыта. Он повернул лампу высоко перед собой и позвал дочь.

Комната была пуста.

Внизу эхом раздалось: «Индия! Одесса!» голосом Дофина.

– Я здесь! – позвал Люкер и попытался открыть дверь в соседнюю комнату. Та не была заперта, и он толкнул ее.

Внутри спальни – той, что он видел на фотографиях дочери, – стояла Индия, держась одной рукой за спинку кровати. Позади нее рассыпалась маленькая песчаная дюна, пробившаяся через окно; а за окном над дюной висела налитая охровая луна.

– Боже! – воскликнул Люкер, – Слава богу! Индия, а где Одесса?

Индия рассеянно оглядывала комнату и не ответила, когда в дверном проеме появился задыхающийся Дофин, не привыкший бегать по лестницам. Он уперся руками в противоположные дверные косяки и наклонился внутрь, будто боясь шагнуть в комнату.

– Индия! – повторил Люкер. – Где Одесса?

Индия медленно повернула голову к дюне и окну. Взглянув снова на отца и дядю, сказала:

– Теперь я вижу то, что видела она.

– Дофин, – сказал Люкер, – я проверю две другие комнаты на этаже. Иди наверх, посмотри, может, Одесса там. – Он протянул руку, схватил Индию и дернул к себе, надеясь, что этот небольшой акт насилия приведет ее в чувство.

– Я вижу… – начала она.

– Не думай о том, что видела, – сказал Люкер, таща ее к двери. – Это все неправда. В этом доме нет ничего настоящего. Ты знаешь, это все иллюзия. Ничто не является тем, чем кажется…

Он попытался открыть двери других комнат на лестничной площадке; обе были заперты. Слышались шаги Дофина этажом выше; он явно отодвигал кровати, чтобы под них заглянуть.

– Индия, – сказал Люкер, прижимая ее к груди, – скажи мне, где Одесса! Ты ведь не одна сюда пришла?

Она медленно покачала головой, освободилась от отца и подошла к запертой комнате в юго-восточном углу дома. Люкер последовал за ней. Индия повернула ручку, и дверь распахнулась. Внутри, на песчаном полу, за перевернутым туалетным столиком, стояла большая красная ваза.

Индия резко вздохнула, вбежала внутрь и подняла вазу на руки, а затем разбила ее о ножку кровати. Высыпался песок, смешанный с серыми костями и лохмотьями ткани. Индия подняла что-то, похожее на бедренную кость, и швырнула об стену, крича:

– Вот дерьмо! Вот дерьмо!

– Индия! – воскликнул потрясенный Люкер.