Ярослав Кудлач - Последняя фреска [litres]

– Йонас Лаутенбах? – с непонятной интонацией спросила Магда.

– Да, – ответил Бернд. – В прошлой, главной жизни он был Петером фон Андлау, профессором римского права…

Лука кивнул, подтверждая. Магда скептически прищурилась:

– А при чём тут фреска мастера Конрада?

– В ней заключена вся сила василиска. Если фреска появится на свет, он станет непобедимым.

– Ещё один вопрос. Какие видения посещали вас?

– Решительно никаких, – ответил Рюттингер. – Зато они посещали тебя.

Несколько секунд Магдалена осмысливала сказанное. Затем нервно рассмеялась и поправила волосы:

– Чушь собачья! Вы хотите сказать, что…

Она посмотрела на собеседников. Те молчали.

– И кто же я в этой компании? – спросила девушка внезапно севшим голосом.

– Лучше тебе не знать, – тихо сказал Бернд.

Повисла пауза. Музыканты стали делать Рибелю приглашающие жесты. Тогда Магда сухо рассмеялась и встала:

– А я почти поверила. Надо же… Вот дура. Оставляю вас, господа заговорщики, с вашими таинственными планами. Только сделайте одолжение, избавьте меня от всяких бредней.

Она гордо зашагала к двери, но обернулась, услышав голос Луки:

– Ты не на свиданку с Винсентом собралась?

– Не твоё дело.

– Хотим предупредить. Будь осторожна. Постарайся не оставаться с ним наедине.

– Уж это я без вас решу, – фыркнула девушка. – Всё?

– Нет. Сторонись Безумного Фотографа. Из всех, кто отирается вокруг тебя в последнее время, он самый подозрительный.

– О да! Страшный василиск в образе знаменитого пеннера. Знаете что? Вы оба подозрительнее кого угодно. Навязчивая идея, раздвоение личности… Это уже опасно для окружающих. Лечиться надо!

Магдалена скрылась за дверью. Бернд хлопнул по плечу Луку:

– Господин профессор, у вас ноги молодые… Давайте-ка за нашей девочкой… Как бы она в беду не попала…

Рюттингер пулей вылетел из клуба, а Бернд побрёл к сцене, где его ждали коллеги по оркестру.

Шёл мелкий снег, размазывающий и без того скудные ночные цвета в серую кашу. Выбежав за дверь, Лука заметил, что куртка Магдалены мелькнула на горке, там, где заканчивается стена церкви Св. Леонарда. Он помчался наверх и увидел, что Магда свернула с главной улицы. Лука забеспокоился, не потеряет ли он её в лабиринтах Шпаленберга. Держась поближе к стенам, Рюттингер быстрым шагом отправился за Магдаленой. Поздние прохожие с удивлением смотрели на молодого человека, который двигался перебежками от дома к дому. Несколько раз Магда сворачивала в боковые улицы, и Лука понял, что девушка почуяла слежку. Немного покрутившись по холму, они оказались на длинной улице Надельберг. Лука прибавил шагу. Увлёкшись преследованием, он ничего не замечал вокруг.

Неожиданно из Имбирного переулка вывернулась тёмная фигура и преградила путь сыщику-любителю. Лука попятился, но вгляделся в полуприкрытое шарфом лицо и ахнул:

– Бенито! Где ты пропадал?

– Спешишь, доктор? – угрюмо спросил Маринелли. – Уж не за девушкой ли?

– Дай пройти, – опомнился Лука, но Бенито заступил дорогу:

– Оставь Магду в покое. Забудь о ней.

– Ты спятил? – рявкнул Лука, всматриваясь в уличную перспективу. – Пропусти!

– Не лезь, куда не надо, фармацевт, – процедил Бенито и сунул левую руку в карман куртки. – Не то разговор будет коротким.

– В чём дело? – уставился на итальянца Лука. – Какая муха тебя укусила?

– Повторяю: не трогай Магдалену. Не ходи за ней. А то будет с тобой, как с Йонасом.

У Луки перехватило дыхание:

– Что ты знаешь про Йонаса?

– Тебя не касается. Убирайся и сиди тихо. Ещё раз встречу поблизости от Магды – пеняй на себя.

Маринелли сбежал вниз по Имбирному переулку. Руку из кармана он так и не вынул. Лука провожал итальянца взглядом, пока тот не скрылся из виду. Затем вновь глянул вдоль улицы, но Магда уже исчезла.

Скотина, выругался про себя Лука. Отвлёк, наговорил всякой чуши, а потом исчез. А если он и вправду хотел отвлечь? Дал Магде возможность оторваться и смылся?

Рюттингер побежал, надеясь, что девушка не успела уйти далеко. Включай мозги, профессор Вёльффлин, думал он на ходу, вспомни: куда направлялась Магда изначально? На свидание с Винсом. Намеревалась пройти к Барфюсерплатц, испугалась галлюцинации и зашла в «Птичий глаз». А потом побежала почему-то не вниз, а вверх, к Шпаленбергу и дальше, параллельно улицам, отходящим от Барфюсер. Стало быть, они договорились встретиться либо у ратуши, либо на набережной!

Лука свернул в переулок Мертвецов и запрыгал вниз по ступеням, ведущим к Рыночной площади. Мокрый снег окончательно прогнал с улиц прохожих. Над старым городом повисла тишина. Лука сосредоточился на присыпанных снежком ступенях, поэтому не сразу заметил, что в тени дома стоит человек. А когда заметил, было поздно.

Неизвестный шагнул наперерез, в его руке что-то сверкнуло, и огненная боль распорола живот Рюттингера, со всего маху налетевшего на нож.

– Добегался, фармацевт, – раздался ненавидящий голос.

Парализованный внезапным нападением, Лука поднял голову и всмотрелся в лицо, до половины замотанное шарфом.

– Ты? – прохрипел Рюттингер. – Ты и есть…

Ноги подогнулись, и студент рухнул в снежную кашу. Сквозь подступающую смертную пелену он услышал, как голос продекламировал с торжеством:

– Врач – в анатомии знаток. Я здесь, чтоб ты проверить смог на мне свои познанья хлипки и вспомнить страшные ошибки!

Пляши, смерть, кружись, веди. Почему я раньше не понимал, что этот стишок про меня? Пять с половиной веков блуждания во тьме закончились…

Боль вдруг куда-то ушла. Лука подумал, что сейчас встанет и пойдёт в парк, где журчат струи чистой воды в фонтанах. Он утолит жажду, сядет на удобную лавочку, подставив солнечным лучам замёрзшие щёки, а потом…

Потом Лука Рюттингер умер.

Убийца огляделся, тщательно вытер нож о куртку лежащего и спрятал в карман. Затянул потуже шарф и направился к ратуше. В переулке Мертвецов повисла тишина, только мелкий снег заботливо присыпал струйку крови, вытекавшую из-под скрюченного тела.

Епископ базельский Йоханн фон Веннинген сидел, погружённый в глубокую задумчивость. Уже дважды носатый слуга прокрадывался к дверям и прислушивался: не раздастся ли властный старческий голос? Но из кабинета не доносилось ни звука. Слуга озабоченно причмокивал и удалялся в кухню, где сидели весёлая толстая стряпуха и конюх. Они попивали пиво и грызли оставшиеся от зельца свиные кости. Лакей сам бы с удовольствием опрокинул кружку-другую да схрупал аппетитные хрящики, но страх появиться перед очами его преосвященства с заляпанными жиром руками, да ещё и воняя пивом, пересиливал урчание в животе. Конюх неодобрительно качал головой и попрекал, мол, дрожишь ты перед хозяином, аки тать перед палачом. Выпей, ничего епископ тебе не сделает. Слуга вздыхал и возражал. Легко тебе говорить, за конями поухаживал, да и на кухню. Ты перед лошадьми можешь показаться пьяным, а я перед его преосвященством – ни-ни! Стряпуха сочувствовала лакею и пыталась заключить его в объятия, чтобы утешить и подбодрить, но слуга уворачивался. Не время, твердил он, чует моё сердце, удумал его преосвященство нечто особенное. Я должен быть начеку! И стряпуха с конюхом понимающе кивали, погружая носы в пенящиеся кружки.