Дарси Коутс - Призраки дома Эшберн [litres]

И снова я смогла победить ее, хотя эта схватка едва меня не погубила. Я похоронила ее в маленькой могиле в лесу. Именно тогда я поняла, что мое пребывание в Эшберне должно стать постоянным, а сама я должна не терять бдительности, дабы Элеонор вновь не восстала из мертвых. Не думаю, что пережила бы третью встречу с ней. Она стала осторожной, и ее терпение могло превзойти мое.

Но, благодаря бдительности, мне удалось сохранять ее среди мертвых в течение последних восьмидесяти лет. Помнишь те правила выше? Она верит, что свет свечей ослабляет ее, и считает, что часть ее души может быть заключена в фотографии. Когда мы были детьми, я сделала единственный ее снимок. Всю свою жизнь я использовала его, чтобы удержать ее в могиле. Раз в неделю я зажигаю свечу так, чтобы в течение часа или двух свет падал на эту фотографию. Этого достаточно, чтобы без помощи лунного света, придающего ей сил, лишить ее возможности выбраться из могилы.

Вот о чем я прошу тебя, Эдриенн. Как бы мало ты ни верила в мою историю и как бы безумно ни прозвучало это письмо, я надеюсь, что ты сделаешь это для меня – хотя бы в качестве последней просьбы старушки. Прошу тебя, живи в этом доме. Будь здесь счастлива. А раз в неделю зажигай свечу на чердаке, чтобы моя сестра не смогла тебе навредить.

– Ох, – там была вторая страница, но Эдриенн чувствовала себя слишком плохо, чтобы ее прочесть. Онемевшие от холода пальцы дрожали, когда она засовывала бумагу в карман. Все обрело смысл. У всего появилось объяснение.

На фото на чердаке была не Эдит, как сначала предположила Эдриенн. На ней была ее сестра, которая вечно скрывалась от камер. Эдриенн представила лицо ребенка, как ее глаза слегка расширились, а губы изогнулись, удивившись вспышке, и очень легко вообразила, как ангельское выражение сменилось гневом, когда та поняла, что произошло.

Она превратилась в уродливое, разъяренное существо, которое выбралось из могилы и преследовало ее до самого Эшберна. Даже спустя сотню лет, проведенных в слишком тесной могиле, у нее были такие же, как на фото, мощные скулы и проницательный взгляд.

Затем Эдриенн вспомнила, как во время драки на лужайке труп ослабил хватку на ноге Эдриенн, услышав имя Эдит. Тогда Эдриенн решила, что это был шок от того, что к ней обратились по имени, но теперь она поняла, что это была осторожность. Элеонор боялась своей сестры. Фраза, прошептанная ей на ухо: « Плачь по Эдит », была не вызовом, а насмешкой. Плачь по Эдит, потому что она умерла.

Эдриенн попыталась вспомнить все встречи с живым трупом – как до, так и после того, как поняла, кто это на самом деле. Поначалу, когда она думала, что ее разыгрывают дети, она исследовала окрестности дома, прихватив лампу. Если Элеонор действительно боялась огня, то это маленькое пламя могло быть единственным, что спасло ее жизнь. Оба раза, когда Элеонор нападала и ранила ее, Эдриенн использовала вместо лампы фонарь.

Она вспомнила темную фигуру в зеркале, и ее охватило новое беспокойство. Ходячий мертвец и отражение в зеркале не были одним и тем же человеком, как она думала поначалу. Обе сестры – и озверевший уродливый труп, и опрятный молчаливый дух – остались здесь после своей смерти.

Мысли Эдриенн метались между вопросами и самыми разными вариантами ответов, но она также сознавала, что провела слишком много времени в подвале, пока читала первую половину записки. Знание, что ее преследовала Элеонор, а не Эдит, было бесполезным в свете возможной смерти.

– Вольф! – Эдриенн повернулась, чтобы обвести лучом фонарика прохладный подвал. Холодный пот выступил на ее коже, а рубашка прилипла к спине. Она снова посмотрела на подвальный люк и взмолилась, чтобы кот не выскользнул через него наружу.

Подвал, казалось, поглощал звуки. Каждый вдох, шаг и удар сердца становились приглушенными. Это из-за пыли , подумала Эдриенн и налетела на сломанный стул, отправив на пол небольшой поток затхлого серого порошка. Такая густая.

Она наклонилась, чтобы заглянуть внутрь смятой металлической бочки, и замерла, когда услышала тихий гул. Это что, землетрясение? Нет, конечно, я бы почувствовала, как земля движется. Она напрягла слух, чтобы разобрать звук, и выдохнула, когда он, искаженный и приглушенный, превратился в гул мотора. Эдриенн резко выпрямилась и повернулась к двери, откуда в прохладном ночном воздухе доносился рев. Автомобиль. Брат Пегги? Не важно. Это подмога.

– Эй, Вольф! – прошипела она, становясь безрассудной в своей настойчивости и начиная пробираться через кучи хлама. – Иди сюда! Нам нужно убираться отсюда!

Резкий удар заставил ее вздрогнуть. Она повернулась к источнику шума. Подвальный люк, захлопнулся.

Эдриенн облизала сухие и онемевшие от страха губы, пока двигала фонариком, пытаясь осветить пространство. Луч пробежал по матерчатым мешкам, ржавым умывальникам и затянутому паутиной креслу без сиденья, отбросив на стены искаженные тени.

Может быть, это ветер.

От нарастающего напряжения у нее закололо в сердце. Девушка затаила дыхание, прислушиваясь к гнетущей тишине подвала и далекому шуму двигателя, выискивая любой намек на то, что она могла быть не одна.

Затем тишину прорезал звук: один-единственный щелчок. Сердце Эдриенн неприятно ухнуло, и она сделала шаг назад. На мгновение воцарилась тишина, затем щелчок раздался снова, громче, повторяясь и отбивая жестокий темп в такт ее собственному пульсу.

Она здесь.

Эдриенн вытащила нож из кармана куртки. Она двигалась осторожно, стараясь не шуршать одеждой и не производить шума, который мог бы привлечь труп, и попятилась к двери, ведущей в дом.

Акустика подвала не позволяла определить направление или удаленность щелчков. Эдриенн подняла нож перед собой и продолжила поворачиваться, двигаясь по кругу и проводя маленьким лучом фонарика по мириадам силуэтов, окружающих ее. Температура, и без того низкая, падала с каждой секундой, и холод проникал в ее сердце, заставляя чувствовать себя так, словно она больше никогда не сможет согреться.

В письме Эдит говорилось, что ее сестру невозможно переубедить. Но, возможно, после стольких лет…

– Элеонор? – щелканье прекратилось. Эдриенн сделала быстрый вдох и продолжила так ясно, как только позволял ее дрожащий голос. – Я не хочу быть твоим врагом, Элеонор. Я не могу себе представить, какими… ужасными… должны были быть эти последние восемьдесят лет. Я хотела бы помочь тебе, если ты позволишь.

Ответа не последовало. Через секунду щелчки возобновились. Эдриенн продолжала поворачиваться и щуриться сквозь пыль в поисках признаков жизни, пятясь назад к дверному проему. Звук стучащих друг о друга костей становился все громче, но, насколько Эдриенн могла видеть, она все еще была одна.