Михаил Теверовский - Начало и конец

И Джереми принялся рассказывать, хоть и без особых подробностей: довольно сухо и, по сути, повторяя лишь всё то, что говорили те самые «продажные рты». Тем не менее, он и от родителей сохранил в секрете то, что никто не должен был кроме него знать на этом свете. Иначе это могло вполне стоить Джереми если не жизни, то как минимум свободы.

Тремя неделями ранее.

Понедельник. 14 июля 2014 года

– Встать!

Громогласный голос заставил Джереми открыть глаза. Всё его тело саднило и болело после недавнего плена, во время которого его множество раз подвергали по большей части психологическим пыткам. Но и не гнушались физическим малоприятным контактам. Теперь же он лежал на небольшой железной кушетке с тонким жёстким матрасом. Уже у себя на родине, но всё ещё не зная, что его ждёт теперь – новая череда пыток или же, наконец, долгожданная свобода.

Раздался грохот замка, затем ещё более громкий лязг распахивающейся двери. В проёме стоял знакомый Джереми человек. В принципе, его Джереми вполне ожидал увидеть. Говард Сток, как он называл себя, когда они вместе работали в одном подразделении, пока Джереми не послали на задание. Нельзя сказать, чтобы Джереми был рад гостю. Он понимал, что расследование по проваленному заданию движется – если что-то и было странным в понимании Джереми, так это то, почему за ним пришли и усадили в эту «вип-комнату» лишь через два дня после его возвращения на родину. Ну а то, что пришёл именно Говард… Джереми это обстоятельство не нравилось по причинам личной неприязни: его буквально бесил этот тип, вечно одетый в строгий чёрный костюм с таким же чёрным галстуком, в белоснежной рубашке, будто он какой-то суперважный спецагент. Иногда за глаза его многие называли «человек в чёрном». Джереми же пошёл дальше: он был уверен, что, если бы Говард Сток был из той организации «Люди в чёрном», описанной в фильмах и комиксах, то его позывной, наподобие «Кей» или «Джей», был бы с некоторым подходящим Стоку окрасом длиной в три буквы, с последней также «й», а начинался с «Х». Вечно поднятый к потолку вздёрнутый нос, будто приклеенный к лицу, по которому складывалось отчётливое впечатление, что по нему пару раз прошлись сковородкой. Чванливые манеры с неумело подражательными аристократическими нотками с явной неприязнью к любому, с кем бы не общался Сток. Кроме вышестоящих, разумеется, сотрудников. И всё это несмотря на то, что он был исключительно так называемой «штабной крысой», ни разу не вынырнувшей за спасительные всегда тёплые и уютные стены офиса подразделения.

За Стоком, у противоположной стены коридора, держа короткие автоматы у груди располагалась двое охранников. Как будто Джереми собирался бежать. Или хотя бы у него на это были возможности: с его-то простреленными плечом и ногой. Да ещё и после перенесённой буквально вчера операции над этими ранениями.

– Ничего себе, кто собственной персоной заглянул на огонёк, – не сдержался Джереми. Ему хотелось побесить Говарда, смерившего его с ещё большей неприязнью, перетекавшей в прямо выписываемое на его лице отвращение. – Ещё и друзей привёл, тут же прямо Джагернаута из камеры выводить придётся. Хорошо я отъелся в плену, правда?

– Руки за спину и заткнись, – коротко ответил ему Говард, не меняя выражения лица.

– Я бы с радостью, да плечо что-то подводит. Тебе не сообщили? Или ты как обычно прослушал на планёрке? Не напрягайся, смотри, убираю одну руку за спину, как просил.

– Тогда выведи их вперёд, – Говард достал наручники и сделал шаг к Джереми так, чтобы надеть наручники на вытянутые вперёд руки, но при этом быть на максимально возможной от него дистанции.

– Эй, а гранату мне принёс или хотя бы заточку, как договаривались? – когда Говард излишне сильно стянул ему руки, подмигнув, громким шёпотом спросил Джереми и бросил многозначительный взгляд на охранников. К его разочарованию, никто шутки не оценил.

– Иди за мной. Не советую шутить. Твоё положение не самое лучшее…

– И ты правда веришь, что пара шуток над тобой мне его испортит? Ты недооцениваешь себя, утка Говард.

Сток побледнел и сжал кулаки, но в это же мгновение повернулся к выходу ничего не ответив. Джереми ничего не оставалось, как, хромая и чувствуя с каждым шагом резкую боль от незаживших ран в плече и ноге, последовать за ним. А в голове пульсировала глупая мысль о том, что, быть может, лучше остаться в этой камере – закрыть просто эту железную дверку и сидеть здесь до конца жизни запертым, но живым.

Пройдя по тусклым серым коридорам, наконец, они зашли в одну из комнат, напоминавшую допросную. Обычные стол и два стула, ничего больше. Джереми сразу же обратил внимание на две камеры, висевшие на противоположных стенах. Что ж, существовала возможность, что его допрос будут слушать. Быть может, это предотвратит переход на физические пытки. Джереми удивился такой мысли, но с другой стороны, он ведь знал, какими методами на самом деле пользуются люди из его сферы, несмотря на кипы международных законов и внешний лоск цивилизованного общества в целом. Кто мешает применить всё то же самое к своему, подозреваемому в предательстве? Да и Говарда Джереми на самом деле не знал, быть может, его и не звали на самом деле Говардом. Как не имел понятия и о том, чем именно занимается эта «штабная крыса». Что, если в его юрисдикции именно допросы с особым пристрастием?

Но дверь допросной вновь открылась, и в комнату вошёл собственной персоной Гордон, начальник их подразделения. Фамилию его никто не знал, да и имя, в этом случае Джереми был на все сто процентов уверен, что ненастоящее. Сколько ему лет сотрудники могли лишь гадать, но выглядел Гордон внешне в районе шестого десятка прожитых лет. Одетый в простую рубашку с коротким рукавом и серые брюки, в очках с круглой оправой, он больше походил на дедушку, направляющегося в гости к внукам, чем на начальника подразделения по шпионажу.

Гордон коротко поприветствовал Джереми, после чего попросил Говарда Стока оставить их наедине. Когда дверь за Стоком закрылась, начался завуалированный допрос.

– Итак, Джереми, как ты понимаешь, наш разговор необходим. Разумеется, у меня есть данные по тому, что ты сказал в первый день, как тебя вернули, но всё же протокол есть протокол.

Гордон говорил так, словно оправдывался в необходимости допроса, даже его глаза были будто полны сочувствия. Но Джереми уже не так просто обмануть. Он прекрасно понимает, что всё это игра. Игра, в которой он лишь маленькая подопытная мышка, которая чуть если не так пикнет, сразу же отправится на электрический стул.

– Дело столь резонансное, что выходит за пределы нашего подразделения. Далеко за. И все хотят знать, что же произошло в Гданьске двадцать первого июня. Мы потеряли целую сеть после того, как тебя раскрыли. Годы работы насмарку. Я уж молчу про журналистов, которые теперь всячески копают под нас, суют нос туда, куда не следует. И мы ничего не можем сделать, так как должны отсиживаться тихо, пока не уляжется вся эта шумиха! Так Джереми, что произошло в тот день, двадцать первого июня?