Вики Филдс - Умирать не больно [litres]

Сердце билось словно сумасшедшее. Перед глазами стало ясно, слезы высохли. Тело искрилось энергией. Это было новое чувство. Оно затмило разум, оно пульсировало в конечностях небывалой силой. И все было так, как и должно быть. Но не Джорджи. Потому что она мертва. Я опустила ее на соломенный пол. Убрала волосы с грязного лица. Улыбнулась ей в последний раз. Хорошо, что она ничего не видит.

– Это ты виновата в ее смерти, – с презрением шипел Стивен, склонившись над моим плечом. Джорджи не реагировала. Она уже никогда испуганно не посмотрит на меня. Она никогда не прижмется ко мне в страхе. Она больше никогда не испытает страха.

Из-за Стивена больше никто и никогда не испытает страха.

– …И тебе должно быть хорошо от той мысли… – ласково шептал он в мой затылок шепотом, – что ты никогда не посмотришь своим родителям в глаза и не скажешь, как убила свою маленькую сладкую сестренку Джорджи.

Хорошо, что она не видит, – утешала я себя, вытирая запястьем нос.

Хорошо, что она ничего не видит.

Джорджи уже не видит, как я порывисто оборачиваюсь и волной сметаю Стивена с ног, придавливая его тело к полу. Хорошо, что Джорджи в этот момент уже не видит, как в мгновение ока я оказываюсь на нем, сжимаю коленями его ребра, правой рукой давлю на горло, а левой бью в лицо. Сломанные пальцы горят. Стивен вопит как свинья, но Джорджи уже не слышит.

Джорджи, ты не смотри на меня.

Стивен растерялся лишь на миг, и это была его ошибка – мои острые колени уже вклинились в его плоть, как гвозди. Я ударила его в висок, задела ушную раковину, разбила челюсть. Я била без разбора, не считала удары.

Ты не смотри, Джорджи. Да, под моим напором коленей его чертовы ребра не ломаются, но ты не бойся. Я сама. Ты же знаешь. Ты не слушай, как он орет, будто дикий зверь, когда я бью его кулаком в лицо. Не слушай его визгливый голос и не вдыхай запах крови, когда она брызгает с его губ на мою грудь.

Даже адская боль, когда Стивен ударил меня ключом от клетки, зажатым в ладони, не отрезвила меня. Я вывернула его руку, как учили в военной школе. Хрустнуло запястье, и Стивен завопил. Он попытался схватить меня за волосы, но я опустила правый локоть в его расквашенное лицо.

Я продолжала бить его, и бить, и бить, не жалея сил.

Это за Джорджи.

За Лили.

За себя.

За мои пальцы.

За букву его имени на моих ребрах, которую теперь не смогу стереть, потому что она о Джорджи. За воспоминания, которые навечно в моей голове, ведь они – тоже Джорджи.

Стивен не оставлял попыток; он харкал кровью, выплевывая ее изо рта с вываливающимися зубами. Он дергал ногами, будто в конвульсиях, вновь пытаясь схватить меня. Я выворачивала его пальцы, и хруст каждой косточки отдавался в моей груди.

Затем Стивен ослабел. Он стал настолько слабым, что у меня на мгновение даже мелькнул вопрос: и как только это нежное создание не сдохло в тюрьме?.. На самом-то деле Стивен Роджерс не погиб потому, что его должна убить я. Судьба дала мне шанс искоренить зло собственными руками.

Тысячу лет назад, еще в прошлой жизни, когда я увидела его над бездыханным телом Лили, я убежала. Я бежала сломя голову так долго и так быстро, что даже закралось подозрение, а не настиг ли учитель и меня? Может быть, я лежу рядом с Лили, а он дышит мне в лицо и улыбается? Может, мне только кажется, что я избежала смерти, а все на самом деле обстоит иначе?

И вот теперь я вернулась, чтобы идти на поводу у судьбы. Я опускала раз за разом кулаки в месиво, которое уже нельзя было назвать чьим-то лицом. Вырывала руки из кровавой каши и опускала вновь, не считая ударов. Во всем моем теле осталось энергии только на то, чтобы опускать и поднимать сжатые в кулаки ладони. Мышцы уже давно окаменели, кости ныли, все тело кровоточило, потому что каждая ранка, сшитая Стивеном, вновь открылась.

И главное – Стивен больше не сопротивлялся. И не дышал.

Я сползла с него, хрипло дыша ртом, и сквозь накатившие слезы едва нашла Джорджи. Она лежала все там же, да и где ей еще быть. Она больше не уйдет. Она больше никогда не уйдет.

Я, обессиленная, рухнула рядом с ней и взяла ее за руку. Сжала холодные и крохотные пальчики, которые навсегда останутся такими.

– Джорджи, не отпускай меня, – шепнула я в пустоту.

Я должна была сказать это раньше. Я должна была сказать это до того, как все случилось. Чтобы она не отпускала меня.

Чтобы Джорджи не бросала меня.

– Не оставляй меня, – шепнула я громче, глотая кровь и слезы, и сильнее сжала руку Джорджи.

– Я не оставлю тебя, Кая, – услышала я сквозь толщу воды.

Это не голос Джорджи, – напряглась я. Немного покопалась в памяти, пытаясь вспомнить, кому он принадлежит, и увидела в черном мареве, которое постепенно рассеивалось, насмешливые глаза.

Ной Харрингтон – вспомнила я его имя и как только осознала, что он сидел рядом, пока я была без движения, тут же собрала всю энергию в кулак и открыла глаза.

– Что случилось, Ной?

Я скосила взгляд вниз и увидела, что лежу на своей кровати, закутанная в кокон из одеяла. Мне было жарко, кроме головы – Ной укрыл лоб влажным полотенцем.

– Так ты ничего не помнишь? – огорчился он, наклоняясь, снимая полотенце и опуская его в миску, стоящую на столике с лампой. Я со скрипом повернула голову в сторону, проследив за его движениями, и увидела за окном звездную ночь.

Ох, ничего себе. А что было?

Я попыталась собрать мысли воедино, но ничего не выходило. Я помнила только об одном – о Стивене Роджерсе, о его мерзкой роже, о его мерзком запахе и шрамах, которые были теперь и на моем теле.

Я приподнялась на локтях и, с трудом выпутавшись из одеяла, села.

Это сон. Облегчение от того, что все увиденное минуту назад было сном, нет, воспоминанием , нахлынуло так внезапно, что я едва не обняла Ноя. Он покосился на меня, нахмурившись, и я тоже нахмурилась. Он же не знал, о чем я думаю?

– Мне казалось… я вернулась домой около восьми вечера? – неуверенно спросила я, притрагиваясь кончиками пальцев к губам, чтобы убедиться, что на них нет крови.

Никакой крови. И руки чистые.

Ной иронично усмехнулся:

– А мне показалось, что ты так напилась, что таксист еле разобрал адрес дома. – Он выжал салфетку и без разрешения взял мою руку, чтобы протереть пальцы. – Я прочел в одном журнале, что это полезно для оптимизации температуры, – объяснил он.

– У меня нормальная температура, – возразила я, вновь чувствуя себя не в своей тарелке. То, что Ной много чего обо мне знает – это одно, но то, что он видел меня в таком состоянии… беспомощной – это уже совсем другое. Хотя он ведь и мертвой меня видел, — попыталась я себя успокоить. Да и не напивалась я. Просто совсем расквасилась, когда покинула кабинет доктора Сивер.