Вики Филдс - Умирать не больно [litres]

– Я наконец-то понял тебя, Кая. – Аспен первым нарушил молчание, и едва он заговорил, мое горло обожгло огнем. Я сжала пальцами переносицу, вздыхая. Внезапно захотелось заплакать. Стать слабой. Или притвориться слабой. Или я действительно слабая и устала притворяться сильной?..

– Я понял, почему ты так ведешь себя, понял, почему отстраняешься, а затем приближаешься, понял, почему говоришь это. Ты боишься. Боишься, что я заберусь к тебе в душу. Вдруг станешь уязвимой, да? А вдруг не успеешь оглянуться и начнешь мне доверять? Ты просто боишься на меня положиться. – Я до смерти хотела возразить, вставить хоть словечко, но не могла подобрать слов. – Нет, Айрленд, нет. Ты просто боишься потерять меня, как всех, к кому привыкла.

– Просто замолчи, Аспен, – попросила я, зажмурившись.

– Ты думаешь, тебе одной сложно? Я понимаю. Ты многое пережила. Ты знаешь о боли, знаешь, как страшно терять тех, кого любишь. Хочешь позволить себе расслабиться и делать любимые вещи, но останавливаешь себя: еще не время, есть дела важнее. Останавливаешься: а вдруг будет больно, если привыкнешь? Я понимаю, Кая. Я тоже терял тех, кого любил. Всех. Сначала отца, затем мать, Сьюзен… и себя каждый день теряю… – Он вздохнул. – Только ты не уходи, не отнимай моего последнего друга. И не плачь там.

– Я не плачу, – сказала я, вытирая щеки и прочистив горло. – Вот еще.

– Слушай, ты не на войне, Айрленд, так что прекрати бороться со всеми.

Интересная формулировка, хотела сказать я, но не могла.

– Ладно, – сдалась я наконец. – Давай встретимся позже.

– Ты не врешь?

– Я всегда говорю правду.

– Ну да, – фыркнул он, и я почувствовала в его голосе облегчение. Мы распрощались, и я спрятала телефон в карман, закрыла лицо ладонями; было больно и хотелось вздохнуть. Через несколько секунд я вспомнила заявление Лауры: Леду поместят в лечебницу. Как бы скверно это ни звучало, но хоть эта новость – хорошая. Ей должны помочь они, а не я. Они помогут ей взять жизнь под контроль. А заодно и мне тоже. Она выздоровеет, оставит попытки себя убить, и у меня будет время бросить все силы на поимку убийцы.

В полицию я больше не пойду. Во-первых, меня уже подозревают, во‑вторых, меня примут за сумасшедшую, как двадцать лет назад ненормальной посчитали Дэйзи Келли. И в‑третьих и в самых главных: за мной следят . И если я скажу кому-нибудь то, что знаю, их ждет та же участь, что и детектива Гаррисона.

Мысль, что за мной следят прямо сейчас, заставила обернуться и пристально оглядеть немногочисленных пассажиров автобуса. Не увидев никого подозрительного, я отвернулась и засунула руки в карманы. Может, не сейчас, но он следит. И как только я узнаю его имя, он убьет меня.

Я не могла отделаться от мысли, что кто-то идет за мной по пятам. Во дворе перед Тайной квартирой я увидела Крэйга с собакой и застыла. Он сидел на корточках рядом с детской каруселью, почесывая за ухом пса.

Может?.. Нет, Крэйг мой друг.

Я встряхнулась, отгоняя бредовые мысли, и услышала, как он зовет меня. Я помахала в ответ, и Крэйг, улыбнувшись, отпустил пса. Собака тут же помчалась ко мне, тряся башкой и намереваясь завалить меня на землю.

– Привет! – тут и Крэйг подоспел. – Ты как? Выглядишь бледной. Знаешь, после побега из больницы…

– Я не сбегала. Я выписалась. – Я внимательно следила за собакой, нарезающей вокруг меня круги. – Ну… мне пора.

– Кая, – остановил меня Крэйг, и, когда я обернулась, увидела, что его улыбка угасла, как фитилек свечи.

– Что?

– Точно все нормально?

– Да, конечно, – ответила я даже не моргнув глазом и направилась к дому, прикладывая все усилия, чтобы не броситься в подъезд бегом. Я продолжала чувствовать испытующий взгляд Крэйга. И даже когда он подозвал свою собаку и вновь превратился в веселого парня, я все еще ощущала его озабоченность и тревогу.

Некоторое время назад я установила в квартире скрытую камеру. Я проверяла ее, находясь в больнице, но сейчас, поднимаясь по темной лестнице, засомневалась: а вдруг убийца обнаружил ее? Хотя это глупо, ведь о квартире никто не знает. Надеюсь.

Если тот, кто убил Майкла Гаррисона, сделал это потому, что узнал о диктофоне, мне нужно понять, как маньяк выяснил, что диктофон в тот конкретный момент находился у детектива. У меня есть лишь два варианта: первый – детектив Гаррисон сам сказал убийце о диктофоне, не подозревая, что тот человек и есть Неизвестный – Криттонский потрошитель, и второй, более вероятный: кто-то следил за нами и каким-то образом слышал наш разговор.

Я вошла в квартиру и с облегчением увидела пыль на полу и на комоде. Хорошо. Все на своих местах, ничего не тронуто. Расположившись на диване, я достала из сумки записную книжку и несколько раз вычеркнула встречу с Лаурой Дюваль, которая оказалась бессмысленной. Все-таки теперь одной заботой меньше.

Следующим утром погода ухудшилась. Дождь с такой яростью бил в окна моей спальни, что несколько раз я в ужасе просыпалась и нащупывала пистолет под подушкой. В комнате было сумрачно, по полу скользили тени, по стеклу стекали дождевые дорожки. Убеждаясь, что никакая опасность мне не грозит, я засыпала. В восемь я вышла из дома, сдержанно попрощавшись с Ноем. Дождь продолжался, настойчиво барабаня по крыше остановки. Было холодно, и от присутствия незримой опасности становилось холоднее. Пистолет за спиной тоже не придавал уверенности, а наоборот, лишь напрягал – когда есть чем защищаться, неприятности обязательно нагрянут.

Добираясь до Тайной квартиры, я безуспешно пыталась выбросить из головы мысли о смерти. Вышла на остановке и раскрыла зонт. Дождь продолжал атаковать. Стальное небо оставалось таким же серым и мрачным. Благодаря деревьям вдоль аллеи, по которой я шла, ветер не казался таким уж яростным, но все равно пробирал до костей. Я с грустью вспомнила о своей машине, которая находится в автомастерской Аспена. Рано или поздно мне придется ее забрать. Для этого нужно встретиться с Аспеном лицом к лицу. Поэтому поздно.

Переступая через лужи, я прошла мимо мокрых скамеек и кустарников, по которым с нещадной жестокостью бил дождь, и вошла в подъезд, погрузившись в привычную тишину и темноту. Достав из кармана фонарик и включив его, я осветила лестничную площадку.

– Я в своей комнате, – бормотала я себе под нос, – я под одеялом, я под одеялом.

Я взлетела на второй этаж и бегом бросилась к нужной двери. Дрожащей рукой попыталась вставить ключ в замок, но от прикосновения дверь медленно отворилась.

Кровь застыла в жилах, и я потянулась к пистолету, одновременно отставив зонтик к стене. Положив палец на предохранитель и целясь прямо перед собой, я вошла в квартиру, оставив ключи в замке. В прихожей горел свет. Зачем маньяку понадобилось включать его? Чтобы я была готова?