Александр Матюхин - 25 трупов Страшной общаги [сборник litres]

Потом он стал ждать одиннадцати сорока трех – времени, когда накануне столкнулся с узбеком. В одиннадцать сорок три тоже ничего не случилось. Сутки, отпущенные ему, точно вышли, все осталось по-старому, но он почему-то не чувствовал облегчения.

«Ты живой?» – спрашивала в чате Керхер. Боря не был уверен. «Мы все пожрем за тебя», – добавила она. Утроба не может ждать, пока один из Девятерых разберется со своими проблемами.

Вскоре Боря забылся тревожным сном и проснулся далеко за полдень, полный решимости все-таки войти в тот дом. Напоследок он долго осматривал питомцев. Что будет с ними, если он сгинет? Общага должна о них позаботиться. В конце концов, они тоже чудовища. Общага должна привести кого-то другого в его номер, кого-то внимательного и ответственного, кто не выкинет чемодан опасных артефактов на улицу.

Перед выходом он погладил варана, затем толкнул входную дверь и шагнул за порог Общаги.

Под ногами вместо хлюпанья лужи раздался хруст стекла. Дверь за спиной закрылась с тихим скрипом и исчезла. Стало сумрачно и очень щекотно. Язык дрожал, хотелось его почесать. Где-то рядом, совсем близко, находился живой предмет.

Что-то должно было случиться. И что-то случилось. Боря думал, это произойдет, когда он войдет в заброшку, но время на дорогу тратить не пришлось. Он почувствовал страх и вместе с тем удовлетворение от того, что все идет своим чудовищным чередом. В мире чудовищ не бывает случайных несбывшихся пророчеств, брошенных в пустоту.

Боря осмотрелся. Лохмотья свисали со стен, местами торчали черные от копоти кирпичи. Какой-то хлам, уродливый пупс на полу. Выбитое окно, за которым виднелся ржавый край соседней крыши. Прямо перед ним на табурете – худой мужчина, на потолке – петля. Даже не взглянув на Борю, мужчина решительно надел петлю на шею и шагнул с табурета.

– Оп, пряник! – каркнули за спиной.

Боря вздрогнул. В дверном проеме стояла красномордая бомжиха в дырявом бордовом пальто и смеялась, раззявив впалый рот с редкими зубами. В руке она сжимала потушенную сигарету. Висельник дергал ногами. Штаны его намокли, а в следующую секунду запахло дерьмом.

– Пошли, – старуха вцепилась Боре в руку и потащила за собой, ее морщинистые пальцы были синими от наколок.

– Этот м-мужик п-повесился, – громко объявил Боря. – Слышь, б-бабка?..

– Евсейка, – хрипло ответила старуха. – Мы так его зовем. Как на деле – не знаю. Он всегда так. И не говорит ни слова.

Они оказались сначала в длинном выгоревшем коридоре коммуналки, затем на лестничной площадке. Стены, покрытые слоями выцветших граффити. Кругом битое стекло, остатки мебели и оконных рам.

– Что там? – раздался за спиной девичий голос.

Через плечо Боря увидел пухлую девушку в летнем платье. Она с интересом смотрела им вслед.

Один пролет спустя запахло горелым. Боря следовал за старухой, напряженно вглядываясь в узор засаленного русского платка на ее затылке.

– Прицепилась, – буркнула она и ускорила шаг.

Запах усиливался, на следующей площадке от него уже першило в глотке.

– Не успели, – она развернулась к Боре и сжала его руку: – Беги на улицу, оглядись. Только людей не трогай! За меня не бойся. Потом перетрем.

Старуха отпустила Борю и, бросившись к стене, растопырилась, как вратарь перед пенальти. Копоть на стене зашевелилась, расширилась, в глубине полыхнули тлеющие угли и повалил дым.

– Ну, давай! – крикнула старуха и зашлась в приступе кашля.

В ответ от стены отделился угольный, подернутый пеплом отросток и опустился на пол. За ним выползла половина торса с безликой яйцевидной головой. Внутри, под слоем угля, полыхал огонь. Тварь оторвала руки от пола и протянула к старухе. Та крикнула:

– Я Тамара!

Объятия твари сомкнулись, вспыхнуло пламя. Загорелось рваное пальто, русский платок, седые волосы. Старуха завопила. Боря бросился вниз и через минуту выскочил из дома.

Вопли за спиной немедленно стихли, будто кто-то выключил звук. Боря обернулся. Она. Конечно, она. Заброшка. Засосало. Все случилось вовремя, но Общага сильней, пока он внутри. Стоило шагнуть за порог, и его засосало прямо внутрь проклятого дома. Из него не доносилось ни звука, дым, что клубился на лестнице, не выходил из окон. Ничем не воняло. Снаружи он выглядел абсолютно пустым и тихим.

Боря схватился за телефон. Ни намека на Сеть. Время – ноль часов, ноль минут.

Он понимал, что уйти не получится. Интересно, как именно не получится? Он пересек двор и двинулся по переулку к каналу. Шел не больше минуты, затем кто-то щелкнул выключателем, свет на мгновение погас, а когда включился – Боря опять стоял в заброшке, у окна той же комнаты, язык чесался, мужчина на табуретке надевал на шею веревку.

– Н-не надо этого д-делать, – произнес Боря, но висельник снова спрыгнул и задрыгал ногами.

– Пятиминутки, – раздался за спиной знакомый хриплый голос. – Мы убегаем, сдыхаем, просто ждем. Потом по местам – и снова пятиминутка. Жрать, спать – не хочется, в сортир тоже. И то плюс. Вечная жизнь, ипт!

Тамара с наслаждением курила, прислонившись к дверному косяку.

– Хорошо, кусок сиги на полу нашла, – добавила она, помахав сигаретой. – Каждые пять минут сига тоже возвращается.

Они вышли в коридор, потому что Евсейка снова обгадился.

– В-временная п-петля? – спросил Боря. – А т-тварь?

Тамара затянулась и подозрительно сощурила выцветшие глаза:

– Спокойный ты…

– Что с т-тварью?

– Ползает тут по стенам, – Тамара пожала плечами. – Только она одна каждый раз в разные места попадает. Никогда не знаешь где. Иногда жжет нас. Иногда не жжет. Цепляется к кому-то одному – не убежишь.

– Привет.

За спиной у Бори давешняя пухлая девушка зябко ежилась в платье. Она неуверенно протянула руку и коснулась кончиками пальцев его плеча, не веря, что он настоящий.

– Надюха. Из-за меня она тут, – сказала Тамара. – Я тогда только-только застряла. Думала переночевать здесь и застряла. Не поняла ничего. Выбежала, хотела на помощь позвать. Схватила ее за руку. Будешь выходить – не хватай никого. Ничем не помогут, а тут и так мудачья внутри хватает.

Девушка молча глядела на него большими грустными глазами – печально и в то же время с надеждой. Из дальней комнаты коммуналки повалил дым и раздался душераздирающий вопль. Запахло шашлыком.

– Дурак наш поджарился, – вздохнула Тамара и сплюнула на пол. – Толик. Позавчера с улицы забежал. Сказал, за ним гонится ле… лев… тьфу, ипт.

– Л-левиафан, – подсказал Боря, задумчиво глядя в тот конец коридора. – Т-трогать, значит, т-того, кто здесь з-застрял, нельзя б-было?

– Нельзя. Засосет. А ты трогал? Это Толян тебя?

Для синявки Тамара соображала довольно быстро и трезво. Почему такая прошаренная баба осела на самое дно?