Альбина Нури - Ужас без конца

Существо пустилось в погоню, но Петя не просто бежал — мчался, не замечая боли в ноге. Страх гнал его прочь, придавая сил. Очутившись на первом этаже, Петя врезался во входную дверь и вылетел наружу, как пуля из пистолетного ствола.

Холод и сырость схватили его за плечи, осенняя ночь обняла, приголубила. Петя оглянулся на темную громаду здания, нависшую над ним, как скала. Ему не хотелось находиться в ее тени, под сенью обитавшего внутри зла, и он побежал прочь, стремясь оказаться подальше.

Остановился только у входа в парк. Фонарь освещал подъезд и двор. Никто не вышел наружу: видимо, жуткое создание было заперто в доме.

«Спасся!» — промелькнуло в голове, и только тут Петя заметил, что стоит босиком, в одних трусах и футболке.

Он так и пробыл в парке до самого рассвета. Бегал по мокрым дорожкам, пытаясь согреться, прыгал на месте, обхватив себя руками. Лишь бы не простудиться… Хотя можно и с температурой полежать, это была бы мизерная плата за спасение.

Лишь когда пришло утро, а в окнах домов стал загораться свет, Петя рискнул вернуться в общежитие. Все двери были закрыты, соседи сидели по комнатам.

Он наскоро собрал свои вещи, оделся и, подхватив сумку, вышел из комнаты. Запер дверь, сунул ключ под коврик. Пусть хозяйка приходит и забирает.

Петя шел по лестнице, точно зная, что больше никогда не вернется и даже не станет вспоминать о случившемся. Дурное место отпустило Петю, и он вышвырнет его из памяти, чтобы не сойти с ума.

«Где я?» — спросил он себя, проснувшись среди ночи в темной комнате. А следом понял, что понятия не имеет, кто он вообще такой. Ни имени, ни возраста, ни хоть каких-то деталей биографии…

Даже того, как выглядит, и то не мог вспомнить!

Ужас, который он испытал, осознав этот факт, заставил мужчину подскочить на кровати. Сердце бешено трепыхалось в груди, норовя выпрыгнуть из горла.

«Каково это было бы — взять и выплюнуть собственное сердце?»

Бред, чушь! О чем он вообще думает?

Озираясь, таращился он в темноту и, лишь увидев узкую белую полоску света под дверью, немного успокоился. А успокоившись, сразу, в один миг, вспомнил все.

Сергей. Вот как его зовут. Илларионов Сергей Валентинович, сорока двух лет от роду. Находится он в больнице: привезли в среду по скорой, прямо с работы. Он работал токарем на заводе, вот оттуда его и доставили: приступ скрутил за полчаса до обеда.

Все вспомнилось: и жена Тамара, и родители-пенсионеры, и дочь Лариса. И то, что волосы в последнее время стали стремительно седеть, и то, что он терпеть не мог свитера с высоким горлом, и то, что вечно все терял: ключи, перчатки, мелочь из карманов. Не удивительно, что и память чуть не потерял. Ладно еще обошлось.

Убедившись, что воспоминания вернулись полностью, Сергей снова откинулся на подушку. Дыхание выровнялось, сердцебиение улеглось. Надо бы снова поспать, ночь же еще, а утром процедуры.

Лечат его, видимо, хорошо: ничего не болит. Может, тогда и не надо операцию, про которую говорил молодой серьезный доктор?

Сергей вздохнул и повернулся на бок. Страшно под нож ложиться. Боль, как сказал врач, купировали, приступ прошел, так, может, и не повторится?

Он попытался заснуть, но глаза не желали закрываться. Что-то тревожило, не давало покоя, и это были не мысли о предстоящей операции.

Сергей сосредоточился на своих ощущениях и понял, что не так.

Тишина — вот что.

В палате было слишком тихо. Их тут трое: справа и слева — койки, на которых лежали другие пациенты. В прошлые ночи Сергею, у которого был чуткий сон, мешали звуки, наполнявшие палату: чужое сонное, с присвистом дыхание, назойливый храп Толика, грузного шумного мужика, что спал у окна. Толик ворочался с боку на бок, вздыхал и причмокивал, металлическая панцирная сетка под ним жалобно скрипела; да еще и в коридоре то и дело кто-то шаркал тапочками, плетясь то в туалет, то к сестринскому посту.

Теперь же ничего слышно не было, и это могло означать только то, что Сергей в палате один. Но как такое возможно? Перед сном они с соседями играли в карты, травили анекдоты, Толик пил кефир…

Сергей откинул одеяло, которое вдруг стало казаться неподъемно-тяжелым, встал с кровати, обувшись в клеенчатые больничные тапочки, и подошел к стене, на которой был выключатель.

Резкий щелчок — и палату залил свет. Ничего не понимая, Сергей смотрел на кровати. Полосатые матрасы застелены простынями и сиротскими коричневыми одеялами; жидкие, сплющенные сотнями голов подушки белеют в изголовье. На тумбочках — пусто, занавески на окне задернуты.

— Куда все подевались? — вслух спросил Сергей, и слова эти, подпрыгнув к потолку, беспомощно упали к его ногам.

Он обернулся к двери. Нужно пойти и спросить у медсестры — чего проще? Сергей повернул ручку и толкнул дверь. Легонько скрипнув, она выпустила его наружу. Узкий коридор, застеленный обшарпанным линолеумом, был освещен тусклой лампочкой.

Сестринский пост располагался с левой стороны, и Сергей пошел туда в поисках ответов. Двери палат были плотно закрыты. Люди, наверное, спят, видят десятый сон: за окнами темно, глубокая ночь.

«А вдруг и в других палатах нет никого?» — кольнула мысль, но Сергей прогнал ее: что за глупости! В больнице шесть этажей, сверху донизу набитых пациентами, врачами, медсестрами. Это настоящий улей, тут куча народу.

На сестринском посту никого не оказалось. Настольная лампа горела, на столе лежали какие-то бумаги, в специальных отсеках покоились бланки, в стакане торчали авторучки. А дежурной медсестры не было.

Отошла на минутку, наверное. Может, в сестринской: вздремнуть решила? Или просто в туалет захотела?

Сергей поднял голову и поглядел на настенные часы. Они остановились: стрелки замерли, показывая половину третьего. Жена терпеть не могла, когда часы в доме стояли, требовала, чтобы он немедленно их заводил, менял батарейки.

«Это не к добру», — говорила Тамара. Впрочем, она о многом так говорила, считала дурным знаком просыпанную соль, паука в углу спальни, залетевшего на балкон воробья. При этом утверждала, что верит в Бога, а ведь верующим вроде бы не полагается быть суеверными.

Воспоминание о жене навело на мысль позвонить ей. Впрочем, нет, не стоит. Услышит звонок среди ночи, испугается. Да и что она может сказать, чем ему поможет? Откуда Тамаре знать, куда все подевались?

«Да кто «все»? — сердясь на собственную излишнюю нервозность, осадил себя Сергей. — Подумаешь, соседей по палате перевели куда-то, а медсестра в туалет отлучилась!»

Надо просто сесть и подождать. Сказано — сделано. Он сел на кушетку, что стояла возле стены, и стал ждать.

Сколько точно времени прошло, не узнаешь: часы стоят. Но когда, по его ощущениям, минуло не меньше десяти минут, Сергей понял, что ждать бессмысленно. Нет медсестры в туалете — скорее всего, ушла спать.