Александр Бушков - Царица темной реки

Молодушки и немногочисленные девушки, вообще нестарые еще женщины – порой в «городских» платьях или блузках. Разумеется, не вполне городских, происхождением из райцентра. Ближайший город отстоял километров на восемьдесят, редко кто из мужей и отцов выбирался в такой вояж ради женской обновки – разве что крепко любящий молодой муж или родитель. Большая часть, подобно Катре, – в вышитых сорочках и праздничных юбках из покупной материи. А вот старухи – в темных платьях из домотканины.

Молодые смотрелись на пять с плюсом – Алесь, парень видный, тоже в п/ш, с орденами Красной Звезды и Славы третьей степени, медалями «За отвагу», «За боевые заслуги» и «За оборону Сталинграда», тремя нашивками за ранения, двумя красными и желтой.

Вот кстати, опять уж отвлекусь. Я не большой любитель поэзии, но как-то давненько прочитал хорошие стихи про эти нашивки и запомнил: у меня ж тоже на конец войны было две красные, а от желтой судьба уберегла:

Левый рукав гимнастерки у него зашит наглухо, конечно, чтобы не видно было культи. А в остальном – парень видный и воевал, сразу видно, неплохо. Стефа под стать жениху – красотка (как она только от Кацуры убереглась? А впрочем, Катря рассказывала, что Касьян Гнатюк, мужик решительный, как-то остановил Кацуру на безлюдной уличке и предупредил: если что, плевать ему на всё, а от Кацуры и пуговки от мундира не найдут. Глядя на него, я не сомневался – этот за дочку мог бы. Вот только суевериям оказался подвержен ничуть не меньше остальных…).

О «настоящем» подвенечном платье, понятно, и речи не было – откуда ему взяться здесь и в такое время? Но Стефа и так была хороша в белой сорочке с богатой вышивкой и синей юбке из «городского» синего панбархата, с венком из лесных цветов вместо фаты на голове. Хорошая получилась пара. А как они друг на друга смотрели! Я даже позавидовал чуточку. Как гораздо позже пел Муслим Магомаев:

Правда, я никуда не шагал, а сидел на довольно почетном месте возле молодых, отделенный от них лишь Гнатюками-старшими. Как и предсказывал Деменчук, все обошлось – когда разнеслась весть о том, что сома выбросили в реку (трудами того же Деменчука разнеслась), все успокоились, отношение к нам не изменилось нисколечко, ближе к вечеру Алесь, как и обещал, обошел все хаты, где стояли наши, начиная с моей, и самолично пригласил праздновать свадьбу (свадьба, собственно говоря, была «невенчанной»: ЗАГС в райцентре еще не открылся, но никого это не заботило, деревенские, как я уже знал, и до войны расписываться в район выбирались день на третий после свадебной гульбы и брачной ночи).

Катрю усадили рядом со мной, полное впечатление, что «тутэйшие» неведомым образом обо всем узнали – ну, деревня есть деревня, здесь многое узнается этим самым неведомым образом, по своей родной знаю. Рядом со мной оказались Игорь и Сема Полынин, а остальных «распределили» по двум другим длинным столам (каждый составлен из нескольких).

Магомаев пел еще в той же «Свадьбе»:

Песням и танцам еще не пришло время, пока только выпили по второй и закусывали. Нельзя сказать, что столы ломились от кушаний, но и бедными никак не были – и родители жениха с невестой постарались, и гости, как это в деревне водится, принесли что-то свое. Бутыли с самогоном приличия ради стояли под столами – тут же, напротив меня, на довольно почетном месте, сидел Деменчук с женой и старательно делал вид, что вовсе не замечает, как четверти с самогонкой временами выпархивают из-под стола и вновь там скрываются (причем наливали и ему, и мимо рта он не проносил).

– А драка будет? – тихонько спросил я Катрусю. – Что за свадьба без драки?

– Обязательно будет, – смешливо глянув, ответила она так же тихонько. – Только, как полагается, после того как напоются и натанцуются, раньше как-то не полагается… Целых три драки: заранее ж известно, кто примется старые счеты сводить. – Она чуть погрустнела. – До войны гораздо больше было, чисто случайных, только молодых мужиков и взрослых парней не осталось, сейчас только старые счеты сводят…

Завели патефон. Пластинки оказались не такие уж заигранные, не особенно шипело и трещало – ну понятно, долго пролежали, не было при немцах поводов патефон заводить и собираться всей деревней на гулянья… Сидевший справа от меня Игорь прямо-таки блаженно щурился, мечтательно уставясь вдаль: первую песню запустили как раз впрямую его касавшуюся, знаменитую утесовскую:

Алеси не было – а ведь я специально из интереса присматривался. Что, не пригласили? Вроде бы отношение к ней в деревне было ровное, раз она неделями жила у этой самой Лявонихи. Это купринскую Олесю, я помнил, избили, когда в деревне появилась и в церковь вошла. Не стала бы Алеся посреди деревни жить при плохом к ней отношении, сидела бы у родителей на заречном хуторе. Видел я, как она два раза проходила по деревне, и встречные с ней здоровались вполне уважительно, как со своей…

– Катря, – сказал я тихонько, – а Лявониха здесь? Та, у которой Алеся живет? Или не пригласили?

– Ну как же не пригласили? – так же тихо отозвалась Катря с мелькнувшим на миг непонятным выражением в глазах. – Всегда приглашали. А зачем она тебе?

– Да любопытно стало, – сказал я. – Сама ж говорила, что она гадает. Вот и подумал: а что, если погадать на конец войны и на собственную судьбу в этой заварухе?

– Ты ж партийный. Неужели веришь?

– Кто его знает, – сказал я. – Насмотрелся за войну всякого. Бывало, что и партийным гадали, а оно потом сбывалось. Так что можно попробовать, пока начальство далеко…

– Пожалуй же ж… Вон она, по правую руку от георгиевского кавалера…

Я посмотрел в ту сторону – как бы невзначай, разглядывая сидящих за соседним столом. Самое хорошее впечатление она производила: глаза добрые, морщинистое лицо исполнено самого дружеского расположения к окружающим, улыбается часто и добро. Приятная такая старушечка… но непростая. Катря мне про нее чуточку рассказывала, довольно скупо и уклончиво, но главное я уловил: классической ведьмой ее, похоже, не считали, но всяк в деревне знал: что-то такое она знает и умеет. Гадает, ворожит, кровь останавливает, килы детям вправляет, ну и тому подобное. Интересная ситуация: ни одного примера, когда Лявониха сделала бы кому-то что-то плохое, Катря не привела, но вся деревня к ней относилась с некоторой боязливостью, идущей неведомо с каких времен. Не такая уж обычная бабушка, впрочем. Я тогда еще подумал: логично, ага, что не вполне обычная девушка Алеся жительствует у не вполне обычной бабули. Вот только что их объединяет? Что еще интереснее: при немцах и полицай Кацура, падкий до девок, как кот до сметаны, Алесю десятой дорогой обходил, когда она приходила из-за реки (я уверен, не приходила, а приплывала) пожить неделю-другую в деревне. А он был здешний, не со стороны прислан…