Анатолий Даровский - Часы бьют полночь

— Что… — начал было Женька, но Фролов перебил его.

— Думаешь, самый крутой тут? А нифига! Я всё знаю!

Он обернулся к классу, где уже начинала твориться настоящая вакханалия, и заорал ещё громче.

— Я знаю, что ты — кошачий маньяк!

К середине дня лицей шумел и бурлил: новость разлетелась по всей школе. Взрывались сообщениями классные чаты, шушукались девчата — да что там, и мальчишки тоже. Косо поглядывали, перемигивались. Любопытство сменялось уверенностью, которая превращалась в гнев.

Оле всё ещё казалось, что эта история может закончиться хорошо. Что новость, как и любая неподтверждённая сплетня, превратится в пыль через пару дней. Но пока что всё шло ужасно.

Сначала демонстративно пересел в другой ряд Женькин сосед по парте. Потом понемногу начали пустеть другие места поблизости, и уже ко второму уроку вокруг его места образовалась полоса отчуждения. Такие бывают рядом со школьными изгоями. Или с теми, кто в чём-то сильно провинился.

На перемене Оля попыталась подойти к однокласснику, но Женька сделал вид, что не замечает её. И лишь потом, урвав момент, шепнул:

— Тебе пока лучше со мной не общаться. Не привлекай внимания.

Оля скрипнула зубами, но вынуждена была согласиться. Информация распространялась со скоростью лесного пожара: смотрите, Фролов сказал, что местный странный парень — и есть кошачий маньяк! Интересно, это правда? Да ладно вам, что вы, этого придурка слушать будете? А если всё-таки?

— Похож, — авторитетно заявляла Ленка, тыча наманикюренным пальцем куда-то в сторону Женькиной парты. — Я читала, что маньяками в основном такие и становятся. Тихие и себе на уме. Всё сходится.

— А по-моему, врёт твой Гоша, как сивый мерин, — спорила Светка. Но от Женьки на всякий случай держалась подальше, как и остальные.

Вскоре сдалась и она — и к третьему уроку наравне со всеми косо поглядывала на пустующие ряды парт рядом с его местом.

Оля паниковала. Она не знала, понятия не имела, откуда Фролов мог узнать об их причастности к смерти зверят — да ещё и вывернуть всё таким образом, чтобы они оказались виноватыми! Неужели ребёнок, сфотографировавший их, был знаком с ним? А может, он узнал через волка — чем чёрт не шутит?

Может, Гоша всё и подстроил? Но зачем?! И как он тогда сговорился с волкоподобной тварью?

Голова взрывалась мыслями, вопросами, на которых не находилось ответа. Ей не с кем было даже посоветоваться: Женька не отвечал на её взволнованные сообщения в мессенджере. Они так и оставались висеть прочитанными, но неотвеченными.

Оле казалось, это начало конца. И только к третьему уроку она поняла, насколько сильно ошиблась: конец был ещё впереди.

На третьем уроке Вивла вызвала Вовку к доске.

Сначала всё шло гладко: тот запинался, порой путался, но, съёживаясь под гневными учительскими взглядами, быстро вспоминал нужное правило. Строгая, сухая, как палка, Виктория Владимировна благосклонно кивала — и Вовка расслаблялся, чтобы через пару строк допустить ещё одну ошибку. Терпеливый учитель, пожалуй, дотянул бы его до четвёрки.

Но Вивла никогда не отличалась терпением. Зато отличалась стервозностью и дурным характером.

— Так, ладно, — наконец махнула она рукой. — Всё с тобой понятно. Как был неучем, так им и остался, ничего с начальной школы не изменилось.

Вовка вспыхнул, разом становясь пунцовым. И куда делось всё зубоскальство? Оле почти стало его жаль, но она вспомнила радугу, что плясала у него в глазах, и хруст фонарика под ногой. И жалость ушла. Пусть не он был в этом виноват — похоже, Фролов применил какой-то гипноз — сопереживать Вовке Оля больше не могла.

— Ну что, так и не вспомнишь? — поинтересовалась Вивла. Плохо скрываемая ехидца в её голосе клеймила, как раскалённый металл. Вовка уставился в пол, насупился и ничего не ответил.

— Там корень… — начала было Стаська, но Виктория Владимировна прервала её взмахом руки.

— Молчи, Никитина. Я знаю, что ты знаешь. Кто ещё готов ответить?

Она обвела класс взглядом, и все притихли. Никому не хотелось попадаться под тяжёлую руку Вивлы, даже тем, кто знал ответ. С такой, как она, лучше лишний раз не высовываться — и молчать.

Взгляд Виктории Владимировны за стёклами тонких очков наконец остановился на единственном ярком пятне в окружении пустующих парт. Оля прикусила губу: не хватало ещё, чтобы к нему опять привлекли лишнее внимание. Хватит и того, что есть сейчас.

— Запамятовала фамилию, — протянула Вивла, поглядывая на Женьку из-за учительского стола, — да, ты. Не подскажешь ответ?

Весь класс разом обернулся в его сторону. В воздухе повисло напряжение. Оля уже была готова сама поднять руку, когда Женька наконец оторвался от тетради, в которой быстро что-то набрасывал. Как ни в чём не бывало поднял взгляд на доску.

— Подскажу. Там чередующийся корень, их ещё в седьмом проходят. И пишется…

— Заткнись!

Голос Вовки прозвенел в тишине, как колокол, и по классу прокатился взволнованный вздох. Урок переставал быть скучным. Вова, конечно, и раньше был дерзким и острым на язык, но затыкать кого-то другого, стоя у доски на уроке Вивлы…

— Он должен быть потрясающе уверен в себе, чтобы так офигеть, — шепнул кто-то сбоку от Оли. — Что, неужто правда?

Вовка обвёл класс взглядом, и Оля вздрогнула: в его глазах снова мельтешили всполохи радуги.

— Что ещё за речи?! — запоздало возмутилась Вивла, но одноклассник не обратил на неё никакого внимания. Ещё раз оглядел аудиторию, убеждаясь, что все взгляды прикованы к нему, и отчеканил:

— Я не собираюсь принимать подсказки от живодёра и убийцы.

Вивла ахнула, картинно приложив тонкие руки к щекам. Класс молчал мгновение — и взорвался гвалтом.

Оля украдкой взглянула на Женьку: тот так и сидел в окружении пустых парт и смотрел на доску, неестественно бесстрастный, с неестественно прямой спиной. Только шариковая ручка, подрагивавшая в пальцах, выдавала истинное положение дел.

Ей ужасно хотелось хоть как-нибудь помочь — но она не могла. Оля сидела в другом ряду, за несколько парт от Женьки, и даже слова поддержки до него бы не долетели. Народ вопил. Кто-то, не стесняясь, выкрикивал оскорбления, кто-то спорил, как ему это удалось. Кто-то сомневался в его вине — но таких было исчезающе мало.

Фролов на галёрке молчал и сыто улыбался.

— А ну молчать! — рявкнула наконец Вивла, и её голос с трудом перекрыл гомон. — Что происходит?! Объяснитесь!

Ребята понемногу начали успокаиваться. Скандалы скандалами, а навлечь на себя гнев одной из самых стервозных учительниц в лицее номер шесть не хотел никто. Склочная и желчная, Вивла прямо с сорванного урока могла отправиться к директору. И тогда всем бы не поздоровилось.