Анатолий Даровский - Часы бьют полночь

Похоже, на этот раз им удалось выбраться. Надо будет запомнить и больше не ходить в этот парк — хотя бы пока эта штука не исчезнет.

— Ты меня почти убедил, — фыркнула она. — Только больше так не делай. По крайней мере, выбирай примеры, которые я…

За спиной глухо, надсадно зарычали.

Оля осеклась. Ужас накатил с новой силой, и, хотя до выхода оставалось совсем немного, она поняла: не поможет. Ничто не мешает хищнику, уже нашедшему жертву, выбраться из парка, последовать за ними на улицы города, в подъезды и дома. До тех пор, пока оно не утолит голод. Или пока Оля не успокоится и не перестанет его бояться, став неинтересной.

— Эй, эй, смотри на меня и не отключайся! — Женька снова дёрнул её за руку. — Просто продолжаем, как до этого! Окей?

Шутка, которую повторили дважды, уже не смешна, хотела сказать Оля, но не смогла. К глазам подступили беспомощные рыдания. Всё, что она смогла сделать — тихонько всхлипнуть, когда за спиной раздались хрусткие нелюдские шаги.

Даже если он снова начнёт задавать ей вопросы, она не успеет прийти в себя достаточно быстро, чтобы сбить тварь с толку. Бесполезно. Похоже, одноклассник и сам прекрасно это понимал. Потому и умолк, что-то напряжённо обдумывая.

Оля уже было решила, что она обречена, когда Женька потянул её куда-то сторону, подальше от дороги.

— Дерево! — крикнул он ей на ухо, выводя из ступора. — Волки не умеют лазить по деревьям! А мы в парке, и тут их полно, так что ты просто залезешь, и уже оттуда…

Лишний раз объяснять не пришлось: Оля кивнула, моментально приходя в себя. Она не отвлеклась, нет, и страх не ушёл — просто оторопь сменилась лихорадочно бурной деятельностью, стремлением спастись и убежать во что бы то ни стало. Тем видом паники, который приходит в кошмарном сне, когда на тебя нападает чудовище, а ты бежишь от него изо всех сил. Но убежать не можешь.

Опять сны, горько подумалось Оле. Да что ж такое.

Подходящее дерево обнаружилось быстро. Довольно высокое, с удобной низкой веткой, по которой можно было залезть. Особо не заботясь о чистоте одежды, Оля взлетела наверх. Чуть не поскользнулась на заскорузлом стволе — но всё-таки добралась до высоких ветвей, туда, где никакая жуть не может её достать.

Стрелки часов, что замерли внутри, дёрнулись, как в лихорадке. Что это за метафора, что она означает и как пришла ей в голову? Оля и сама не понимала.

Женька догнал её быстро, пододвинулся поближе. Ветки вокруг шуршали и скрипели друг о друга, и без листьев дерево выглядело зловещим и страшным. Но по сравнению с волкоподобным чудищем, что всё ещё поджидало их внизу, оно казалось благословенной тихой гаванью, где можно передохнуть и прийти в себя.

А тварь ждала. Скосив взгляд, Оля могла увидеть, как злобно и бессильно мечется на снегу под ними тёмный костлявый силуэт.

— Так, — сказал Женька, переведя дух, — ладно. Всё нормально… уже. Не паникуй особо.

Он говорил очевидные вещи: паниковать было нельзя. Мало ли что ещё налетит на них, пока она впадает в истерику.

— Как сказать — нормально, — простонала Оля и приложила руки к вискам: те горели. — Мы торчим на дереве, а нас оттуда пытается выкурить шерстяной волчара.

— И мощны его лапищи, — фыркнул Женька, — ой, извини.

— Да ничего, — она помотала головой, всё ещё пытаясь прийти в себя. — Даже спасибо, потому что, когда смешно — это всегда помогает.

— Ты кому это рассказываешь? — беззлобно поинтересовался тот. — Я-то знаю. Но здорово, что ты сама сообразила.

— И что мы теперь будем делать?

— Как это — что? Подождём, пока ты успокоишься, и слезем потихоньку.

Оля вздохнула. Паника понемногу уходила, сменяясь невыносимой усталостью, точно она весь день разгребала камни. И ещё — невыносимым, мучительным стыдом перед Женькой. За то, что заставила понервничать, за то, что подвела обоих. В конце концов — за то, что оказалась совершенно слабой и беззащитной перед лицом реальной опасности.

— Прости, — она отняла руки от висков и посильнее вцепилась в ветку. — Я не знаю, что с этим делать. В детстве на меня напала огромная собака и покусала, я потом даже в больнице лежала. И с тех пор я их боюсь. И всех, кто на них похож. Просто… до истерики.

— Я заметил, — Женька кивнул. Кажется, он её не винил, но Оле всё равно было не по себе. — Ничего, это проходит… со временем. Или нет. Фобии разве не у врачей лечатся?

— Я не была у врача, — пробормотала Оля, опуская глаза. — Родители… считают, что лучше уж потом, когда поступлю в Москву. Здесь нет нормальных, а ездить туда…

— Можно же по скайпу, — протянул одноклассник. Скорее всего, просто чтобы поддержать диалог. — Или они деньги тратить не хотят? Чем раньше же, тем лучше. Нет?

Если он хотел её отвлечь, у него не вышло. Стало только хуже. Теперь Оля совсем сдулась. Ей было неловко до одури, настолько, что слёзы снова подступали к глазам, не давали нормально видеть.

— Они не верят, что по скайпу эффективно, — мрачно произнесла она. — А как по мне — просто не придают значения. Хотя в остальном они хорошие. Я ни в коем случае не хочу их обвинять, но вот такие у них загоны.

Меньше всего на свете ей хотелось винить своих родителей в нелюбви к себе или в безответственности. Они были и вправду хорошими. Уж точно лучше, чем у Женьки, мать которого давно умерла, а отец постоянно мотался по командировкам, оставляя сына предоставленным самому себе. Ему нужно было зарабатывать деньги — и он зарабатывал, а на семью времени не оставалось.

— Я понимаю, — неожиданно легко согласился одноклассник. Оля всё-таки всхлипнула, неловко завозила руками, размазывая слёзы по лицу. От этих слёз стало ещё более стыдно: она, взрослая и не единожды сталкивавшаяся с опасностью, ревёт, как маленькая девочка, из-за какой-то ерунды.

Волкоподобное существо под деревом устало пытаться выманить ребят. И злобно взвыло. Этот вой, такой похожий на вой того, давнего пса, врезался в голову ножом. Именно сейчас, когда она была наиболее уязвима и меньше всего ждала подвоха!

Оля вздрогнула, дёрнулась всем телом от неожиданности — и Женька, даром что сидел рядом, не успел ничего сделать, когда она опасно пошатнулась на ветке и, неловко взмахнув руками, соскользнула вниз.

Она попыталась удержаться. Не смогла: ткань пуховика отлично скользила по веткам, а мелкие сучки, что попадались под руку, не выдерживали человеческого веса и ломались в руках. Оля умела падать, но сейчас, паникующая, запутавшаяся в ветках деревьев, даже не смогла развернуться на лету.

Короткий миг падения. Удар, похожий на вспышку. Темнота.

Над головой сдавленно рычало, слышались чьи-то крики, заглушённые биением собственного сердца в ушах. Каждый удар отдавался болью, боль вела в забытье. Забытье баюкало, обнимало цепкими чёрными лапами, не давало сосредоточиться на мыслях. Потом исчезли и они: темнота ковром накрыла сознание, и время перестало существовать.