Мэделин Ру - Побег из приюта [litres с оптимизированными иллюстрациями]

Она вздохнула и, натянув рабочие перчатки, рассеянно провела пятерней по рыхлой земле, пропуская ее между пальцами.

– Того самого Морриса Уотерстона?

Рики не знал, говорить ли ей о том, что дома у него лежат все три их пластинки. У него в голове не укладывалось, что одну из его любимых групп возглавляет человек, способный упечь своего ребенка в психушку.

– Угу. Однажды его отправили за решетку за драку в баре, но после этого он исправился. Я пачкаю его репутацию. Я надеялась, что когда-нибудь он примет меня в группу. Трубачом. Но девушки не играют на трубе в таких группах, и уж точно этого не делают трубачи вроде меня. – Она набрала пригоршню земли и, вытащив из нее червяка, швырнула его через голову Рики в сторону старика Слоуна. – Тем хуже для него. Когда я увижу его в следующий раз, я засуну свою трубу так далеко ему в…

– Уотерстон! Не отлынивай! – Сестра Крамер заметила их издалека и теперь быстрыми шагами направлялась к ним. Ее щеки раскраснелись и даже припухли. Было ясно, что ее белоснежная кожа плохо переносит жару. – А вы… – Она ткнула пальцем в Рики и, наклонившись, сорвала венок с его головы и бросила на землю. – Поднимайтесь. Вас хочет видеть главврач Кроуфорд.

Дневник Рики Десмонда. Конец июня

Мне продолжают сниться сны об отце. Он является мне каждую ночь и выглядит, как тот парень с найденной мною фотографии, потому что я почти не помню, как он выглядел, когда ушел от нас. Иногда он выводит меня из комнаты в вестибюль и дальше на улицу – туда, где светит солнце. Бывает, он ведет меня в черный и пустой подвал. Возможно, Бутч говорил правду, утверждая, что он очень плохой, и возможно, я точно такой же. Возможно, это является истинной причиной того, что я здесь, – потому что мы оба плохие, а плохих людей необходимо устранять. Иногда я спрашиваю себя: что, если он тоже уродился таким, как я? Что, если ему нравились мужчины и женщины или, возможно, только мужчины, и мама об этом узнала? Она не смогла бы с этим смириться. Она любит всегда быть в центре внимания. Являться единственным предметом любви. Но меня она явно любит недостаточно. Она вообще меня не любит. Это несправедливо. Это нечестно, что она может взять и запереть меня здесь, и я ничего не могу с этим поделать. Кто сказал, что мать всегда права? Если я могу быть больным и сломленным, то и она от этого не застрахована. Кэй права – возможно, папа готов прийти нам на помощь. А значит, мы могли бы исчезнуть вместе.

М ужайся . С ленивой улыбкой, которую натянул, входя в кабинет главврача, Рики в ужасе наблюдал за тем, как психиатр собирает в чемоданчик какие-то инструменты. Неужели он каким-то образом услышал, о чем они с Кэй говорили в саду?

– Вы хотели меня видеть? – напомнил ему Рики, ощущая, как от страха покрывается мурашками.

– Да. Теперь, когда жизнь клиники наконец-то вернулась в привычное русло, необходимо приступить к нашему сотрудничеству вплотную, – ответил главврач.

Сегодня он был серьезным. Суровым. Сунув чемоданчик под мышку, он торопливо обогнул стол, направляясь к двери, и замедлил шаги лишь на секунду, чтобы смахнуть цветочный лепесток с волос Рики.

– Тяжело поработали в саду, как я вижу.

– Просто подурачились немного, – начал защищаться Рики.

– Снова водитесь с Китом?

«С Кэй», – уточнил про себя Рики, пытаясь сдержать надвигающуюся волну гнева.

– Я уже сказал, что мы всего лишь немного подурачились. Вы же понимаете, как сложно здесь не упасть духом. После Пэтти… То есть я хочу сказать, что всем видно, насколько она переменилась. Она больше не поет.

– А-а… – ответил главврач, словно то, что говорил Рики, было очень скучным и вообще никак его не затрагивало. Естественно. Он же сразу дал понять, что считает втыкание ножа для колки льда в глаз Пэтти и взбалтывание ее мозга совершенно оправданными действиями. С какой стати ему обращать внимание на мнение пациентов по этому поводу? – Дружба Кита тебе больше ни к чему. Да и Пэтти тоже. Нам обоим предстоит полностью сосредоточиться на нашем проекте. Мы развиваем твой потенциал, исследуем границы возможностей человеческого духа и разума. Это захватывающий процесс, Рики, но он отнимает много сил. А сейчас мы отправимся в твое новое обиталище.

– Мое новое что? – вырвалось у Рики. На него сзади легла чья-то тень. Обернувшись, он увидел одного из санитаров. – П-погодите, куда вы меня ведете?

– Ну как же, мистер Десмонд, наверх, – жизнерадостно откликнулся главврач, забрасывая в рот мятный леденец. – Я же сказал вам, что мы беремся за работу всерьез. Мне стало ясно, что я ошибался относительно вашей дружбы с другими пациентами. Оно не позволяет вам сформировать правильную точку зрения. Пэтти продемонстрировала это совершенно отчетливо. С моей стороны было ошибкой предоставлять вам столько времени на общение с остальными.

Его голос зазвучал ниже, и Рики расслышал скрытую угрозу: соглашайся на условия главврача, или тебя пристегнут к устройству в комнате напротив и до конца пребывания в клинике будут подвергать терапии отвращения. Или загонят в глаз штырь.

Он промолчал, что, очевидно, было воспринято как согласие. Рики знал, что санитар здесь на случай, если он вдруг передумает.

– Сестра Эш уже прибрала вашу комнату и приготовила для вас новое помещение.

– Можно мне попрощаться? – спросил Рики, чувствуя, как пальцы санитара смыкаются вокруг его руки. Его силой выводили из кабинета. «Это не похоже на особое отношение», – с учащенно бьющимся сердцем подумал он. Это походило на ссылку . – Можно мне поговорить с Кэй, прежде чем вы меня переведете?

– Разумеется нет, мистер Десмонд. Вы вообще слышали хоть что-нибудь из того, что я тут говорил? – Главврач поцокал языком и, вскинув голову, с улыбкой на губах прошел мимо него. – Можете поверить мне на слово, скоро вы о Ките и думать забудете.

В комнате 3808 было теплее, но ее спартанское убранство почти не отличалось от его предыдущей камеры, за небольшим исключением. Окна были все так же зарешечены, но матрас на кровати был толще, а подушка – чуть больше. Шторы были открыты, и комнату заливал слепяще яркий солнечный свет, до рези в глазах отражаясь от белых поверхностей.

Рики прикрыл глаза ладонью, но тут же опустил руку, заметив странное окошко в белой деревянной раме, вырезанное справа в стене возле самой двери. Оно составляло около полутора футов в ширину и приблизительно столько же в высоту. Единственный ставень закрывал его, опускаясь сверху вниз. Ручка на нижнем краю ставня позволяла предположить, что его можно поднять вверх, открыв взгляду… что-то.