Андрей Сиротенко - Сон, ставший жизнью [litres]

– Макс, – шёпотом прозвал Степан. – Я не верю в совпадения. Твои слова о том, что всё окружающее нас так или иначе используется в этом новогоднем шарике очень прочно засели в моей голове. Мне кажется, – он поправил крест на шее, – это пропавшие люди из деревни Тараса. И я тем рассказом придал им реальности.

– Но они же и так реальны… Как и сам Тарас…

– Он-то настоящий, – подтвердил Степан. – А вот тех людей больше никто не видел… Шарик запомнил это, а теперь показывает нам.

– Ты говорил о пустых гробах в деревне, которые обнаружил Тарас…

– Говорил, – Степан отступил на шаг назад, подходя поближе ко мне. – И сейчас мы можем узнать, что их прогнало из той деревни.

Поток людей начинал редеть. Никто пока так и не наткнулся на нас и не попытался заговорить. Они просто убегали от чего-то неведанного, таща на себе раненых и детей. Спотыкаясь, теряя вещи, но неустанно бредя сквозь плотный туман вперёд. Неожиданно в моих ушах что-то щёлкнуло. Тут же острая боль расползлась по всей голове. То же самое, как я понял, произошло и со Степаном. Не зря же он обхватил голову обеими руками и чуть слышно застонал. Казалось, мне не хватает кислорода. Я крепко сдавил горло, прогоняя застрявший в нем ком. Изображение пустилось в пляс, намереваясь опрокинуть меня навзничь.

– Вам помочь? – кто-то подхватил меня под руку.

– Если можно…

Я не знал, кто передо мной, но отказываться от помощи не стал. Тёплые пальцы аккуратно уложили меня на землю. Перед глазами возник пожилой мужчина с седыми плохо промытыми волосами. Его нос висел огромной картошкой, а передние зубы отсутствовали совсем. Он промокнул мой лоб чем-то холодным и приложил ко рту маленькую флягу с вкусной жидкостью.

– Пейте, это специальный отвар. Мы давно научились его делать. Этот туман подавляет разум и вызывает сильные головные боли и галлюцинации. Удивлен, что вы вообще смогли выжить в нём. В первое время мы потеряли слишком многих, пока не поняли, что выводит из организма все токсины.

– Степан, – выдавил из себя я, приходя в себя.

Боль действительно отступала, возвращая ясность разума и замедляя хаотичное мельтешение картинки в глазах. Я даже смог сам подняться на ноги.

– Вашему другу я предложил отвар чуть раньше, – улыбнулся старик.

– Макс, всё в порядке, – Степан стоял неподалеку и растирал пальцами виски.

– Сколько вы уже в этом тумане? – спросил я, надеясь услышать нечто такое, что пригодится мне в дальнейшем продвижении к цели.

– Очень долго, мы сбились со счёта… Отсюда нет выхода. Нет надежды. И нет спасения… Только бежать и надеяться прожить ещё пару часов… – сказал старик.

– Антон, оставаться на месте долго нельзя, идём! Скорее! – грозно выкрикнул кто-то из тумана.

Старик ничего не ответил. Лишь коротко кивнул и опрометью бросился прочь, скрываясь в тумане. Больше к нам никто не подходил. Была одна бесформенная тень, прошмыгнувшая совсем рядом. Я даже протянул к ней руку, стараясь ухватить за плечо. Но пятно изогнулось и проследовало дальше, убегая от чего-то неведанного.

Как только людской поток закончился, в уши ворвался отдалённый волчий вой. Сперва голос подавало лишь одно животное. Но потом мы стали слышать десятки, если не сотни хищников. Их вой загадочно дрожал внутри густого тумана, создавая эффект присутствия сразу в нескольких местах. Постепенно вой становился громче, кольцо вокруг нас сжималось. Мы не могли видеть хищников, не слышали их передвижений. Просто понимали, что с каждой секундой они подходят всё ближе.

Я зажмурился и закрыл уши в надежде избавиться от волчьего воя. Пусть он окажется обычным наваждением. Неприятным эффектом внутри тумана. Зелье старика должно сработать и нейтрализовать волчий вой. Я несколько раз сильно надавил на уши и резко опустил руки, открывая глаза. Степана поблизости не было. Вместо него клубился ставший ещё более плотным туман. Исчез и волчий вой, оставив после себя лишь слабый шелест ветра. Я сделал осторожный шаг вперёд и хотел было позвать своего друга, но вдруг ощутил, как сверху начинают падать листья. Их было очень много. Жёлтые, красные, оранжевые…

– Степан, ты видишь это? – безмятежным голосом позвал я своего друга.

– Красиво, Максим, – эхом ответил он.

Я по-прежнему не наблюдал Степана, но почему-то мне оказалось достаточно этой простой фразы. Я сразу забыл про него, сосредоточиваясь на падающих листьях. Их спокойствие завораживало: они просили оставаться на месте, умоляли забыть о всех напастях, что приключились в последние часы и дни. Листья падали и падали, ложась на плечи, застилая землю под ногами. Я поднял голову и руки вверх, подставляя лицо шуршащим посланцам. По телу разливалась приятная умиротворенность. Мысли растворялись в голове, не выдерживая напора безмятежности. Последней погибла та, которая настойчиво твердила, что поддаваться эффекту белого тумана нельзя, что нужно действовать, иначе мы со Степаном навсегда останемся внутри новогоднего шарика или умрём через весьма непродолжительное время. Я попытался прислушаться к вибрирующей мысли. Тряхнул головой, сбрасывая с неё давящие оковы умиротворенности. Тут же ветер задул сильнее. Он небрежно толкнул в спину и ударил холодным кулаком в лицо. Листья поспешили его поддержать и уже не были такими добрыми и приветливыми: они царапали лицо, норовили залезть в глаза. Я поднял руку, чтобы отмахнуться от их нападок, но мышцы не слушались, они хотели опустить кисть и снова предаться той безмятежности, которая расплывалась по телу ещё несколько секунд назад. И я решил подчиниться, окончательно избавляясь от глупой мысли о сопротивлении нахлынувшей умиротворенности. Мы очень редко позволяем себе расслабиться до такой степени, чтоб ни единой мысли в голове, никуда не бежать и не торопиться. Мы никогда не стоим на месте, у нас всегда много дел, съедающих кучу времени и не приносящих ни морального, ни материального удовлетворения. Ты смотришь на результат своих трудов и понимаешь, что сделанное тобой уже никому не нужно или оказалось совершенно не таким, каким ты его задумывал изначально. И так можно сказать по поводу любого дела, будь то хобби или работа. Но мне повезло. У меня есть в памяти такие уголки безмятежности.

Впервые состояние спокойствия я испытал на полузаброшенном военном аэродроме, что в пяти километрах от моей деревни. Когда-то давно там кипела настоящая жизнь: безостановочно садились и взлетали самолёты, подъезжали машины, одетые в тёмно-зелёный брезент, сновали взад-вперёд люди. Но потом какой-то начальник принял решение, что в виду мирного времени этот военный аэродром содержать непозволительно дорого. Его решили законсервировать, частично поддерживая в рабочем состоянии. Для жителей близлежащих посёлков организовали рабочие места на ремонтной базе, которая занималась покраской самолётов. Ещё через пару лет волевым решением определили, что здесь будут ремонтироваться вертолеты. Так и плыли по течению, поддерживая жителей поселений вокруг аэродрома и имея про запас хоть какой-то вариант рабочего аэродрома. И для детей там было настоящее раздолье. Вход на аэродром никто не охранял. Мы могли в любое время дня и ночи пробраться на его территорию и побродить по взлётно-посадочным полосам, по заброшенным военным бункерам. Это было очень интересно и захватывающе.