Карен Макквесчин - Проклятие Гримм-хауса [litres]

Хэдли проснулась от жуткой вони немытого тела. Она едва-едва приоткрыла один глаз, осмотрелась: на кровати сидела тётя Шарман. Хотя старуха, как всегда, нарядилась в легкомысленное платьице небесно-синего оттенка, Хэдли бросилось в глаза, как обвисла морщинистая кожа у неё на шее. Девочка зажмурилась, повторяя про себя: «Пошла прочь, пошла прочь, пошла прочь!»

Твёрдый палец больно вонзился ей под рёбра. Раз! И ещё раз! И ещё! Хэдли не выдержала и охнула.

– Проснулась? – Кровать заскрипела, когда тётя Шарман наклонилась к девочке. – Хэдли, милочка! Ты проспала целый день. Пора вставать.

Хэдли села и протёрла заспанные глаза.

– Который час?

Глупый вопрос: как в Гримм-хаусе можно узнать, который час? Впрочем, здесь действительно никого не интересовало время.

– Час для подъёма, мелкая прогульщица, – тётя Шарман брезгливо потрепала девочку по руке. Седые кудряшки смешно подскочили, когда она дёрнула головой куда-то в сторону. – Максин уже давно хотела тебя разбудить, но я возразила, что тебе нужен отдых.

– И я правда очень устала, – призналась Хэдли, потягиваясь. – А теперь очень голодна.

– Конечно, голодна! – улыбнулась тётя Шарман.

– Как вкусно пахнет, – Хэдли принюхалась, повернув голову к двери. – Индейка?

– И не просто индейка! Настоящий праздничный обед в День благодарения! – сказала тётя Шарман. – Фаршированная индейка с картофельным пюре с подливой, ямс, клюква в сахаре на десерт. Объедение!

– И тыквенный пирог? – у Хэдли забурчало в животе.

– Лучший тыквенный пирог, какой тебе доведётся попробовать! – тётя Шарман встала и хлопнула в ладоши. – И взбитые сливки напоследок! Или мороженое. Или и то и другое. Как пожелаешь.

– Но День благодарения ещё не наступил, – вдруг смутилась Хэдли. – Или уже наступил?

– Нет же, глупышка. День благодарения не наступил. Просто у нас праздник.

Праздник? Хэдли живо соскочила с кровати. Это могло значить лишь одно.

– Мои родители нашлись? – её накрыло волной радости. Уж теперь-то она в два счёта окажется дома!

– Родители? Нет. Их не нашли, – тётя Шарман надулась. – Поверить не могу, что ты никак их не забудешь. Уже столько времени прошло! – старуха сняла с платья невидимую пушинку. – Что это тебе взбрело в голову?

– Я подумала, что… – Хэдли не смогла договорить из-за комка в горле. В глазах вскипели слёзы. Она подумала, что уже никогда не узнает правды о своих родителях. Но в то же время не могла себе представить, что больше никогда их не увидит, не окажется снова в семейных объятиях Брайтонов.

Зато она могла как наяву представить их в первом ряду в зале во время репетиции: папа произносит её имя, а она в ответ делает реверанс. Оба улыбаются, и мама шлёт воздушные поцелуи. И от фигур мамы и папы струится поток любви – словно лучи тёплого света.

Хэдли всегда опиралась на веру в то, что они где-то ждут её в этом мире. А вот теперь надо привыкать к тому, что их нет. Может быть, это навсегда. Может быть, она так и не сумеет сказать им, как сильно их любит и как благодарна за любовь и заботу. Она перевела взгляд на тётю Шарман, которая, приоткрыв рот, ждала окончания фразы, но получилось нечто невнятное:

– Мммпф я не… – ей пришлось прокашляться.

– Ну, что там опять? Признавайся, негодница! – тётя Шарман сердито подбоченилась. Судя по всему, её доброго расположения хватило ненадолго.

Хэдли наконец совладала с голосовыми связками и произнесла:

– Я скучаю по маме и папе.

– Ну ты и плакса! – фыркнула тётя Шарман. – Ах-ах, фу-ты ну-ты! – она грубо дёрнула девочку за руку. – Нашла о ком жалеть! Вставай скорей! Посмотри, какой пир я приготовила!

Так они и спустились вниз: тётя Шарман волокла Хэдли за собой. На чавкающей от влаги ковровой дорожке, покрывавшей лестницу, босые ноги девочки то и дело скользили, она едва не упала. Наконец они миновали последний лестничный пролёт, чуть не бегом повернули в коридор и припустили дальше, до парадной столовой. В мрачной комнате с обшитыми панелями стенами был накрыт длинный стол с праздничной скатертью, роскошным сервизом и свечами в высоких подсвечниках.

В центре стола красовалась золотистая индейка, обложенная всякими вкусностями на гарнир. Угощений было столько, что хватило бы на десятерых. Ягоды были украшены ломтиками апельсина. Над столом поднимался ароматный парок, а картофельное пюре было закручено кокетливой спиралью. Тётя Шарман втащила Хэдли внутрь, и при виде всей этой роскоши у девочки буквально потекли слюнки.

– Где моё место? – спросила Хэдли, рассматривая три стула.

Она пошла вокруг стола, любуясь искусной сервировкой. Запах стоял такой, что впору было сойти с ума.

В дверях показалась тётя Максин и погрозила ей пальцем:

– Не спеши. Сперва танцы, потом еда.

Хэдли перевела дух, набираясь отваги. Наслушавшись рассказов Иглы о детях, превратившихся в пепел, она решила больше не танцевать перед тётками. Она не совсем поняла, о чём толковала Игла, и ещё меньше склонна была ей верить, но ведь это было единственным, что она как-то могла контролировать. И почему тётя Максин и тётя Шарман так упорно требовали от неё танцев? Это действительно было странно.

– Кажется, я растянула лодыжку. Очень болит, – сказала она. – Пожалуй, сегодня мне нельзя танцевать. Может быть, завтра, – добавила она в надежде, что тем временем сумеет найти способ удрать из этого дома.

– Ты растянула лодыжку? – вскричала тётя Шарман. – И когда же это случилось? – она подтащила стул и толкнула на него Хэдли. Плюхнулась на пол сама, ухватила ноги Хэдли и принялась их выкручивать во все стороны.

Хэдли слишком поздно спохватилась, что должна соответственно реагировать:

– Ох! – но прозвучало это совсем неправдоподобно.

– Всё у неё в порядке, – твёрдо заявила тётя Максин. – Ты будешь танцевать, Хэдли, прямо сейчас, иначе никакого обеда.

– Моя учительница запрещает давать нагрузку на растянутую ногу.

– Твоя училка – дура. И ты с ней заодно, если надеешься, будто я куплюсь на такую чушь, – тётя Максин повелительно махнула рукой в сторону холла. – Хватит. Ступай танцевать, – она так и пыхтела от ярости.

Хэдли встала и с тоской покосилась на еду. Ну что они сделают, если она по-быстрому проглотит хотя бы ложку? Эти тётки на миллион лет старше! Где им за нею угнаться! И если она побежит вокруг стола, то успеет по кусочку схватить почти с каждого блюда.

– Какая же ты неженка! – возмутилась тётя Шарман. – Ты же сама понимаешь, что любишь танцевать, Хэдли. Так просто сделай это, а потом мы все вместе мило поужинаем.

– Я не знаю, куда пропали мои танцевальные туфли, – сказала Хэдли. – Не помню, где их оставила, – она не могла оторвать глаза от еды: только руку протяни! – Не знаю, сумею ли найти их сегодня, но наверняка найду до завтра.