Ольга Елисеева - Триумфатор [litres]

Подъехал, приветствовал, пустил лошадь рядом. Оба молчали.

– Ну?

– Что ну? – разозлилась она. «Не понукай, не седлал, не тебе и ездить».

«На тебе попробуй поездить!»

– Я хотел поговорить. – Так тяжело далось, будто камни языком ворочал. Сердце упало в живот и там притаилось. Даже биться перестало. Он представил его лягушкой под кочкой. Ну, зачем ей такое сердце?

– Не о чем говорить. – Юния рассердилась, что не она первая начала разговор. Ведь хотела, как сильная, все сказать. Оказывается, он сильный? Да он никто! Жалок и смешон в ее понимании. Сам себя довел своими страхами. Одна боль от него! Одни обиды. Унижения.

– Хватит, – Авл потянул себя за красный тряпичный шарф, которым обматывал горло, чтобы доспехи не терли. – Я больше не могу. Измучился. Мне нужно, чтобы ты знала то, что и так знаешь.

Ему казалось, что сейчас небо упадет на землю, потрясутся основы мироздания, и она скажет ему, какой он дурак.

Сказала. Одним взглядом. Хмурым, лишенным и тени улыбки.

– Знала что?

Все женщины – вымогательницы! Так не понятно? Зачем говорить?

Ей показалось, что он сейчас хлопнется с лошади от напряжения.

– Я все знаю. – В этих словах не было желанного успокоения.

Авл чувствовал, что разговор не удался. Ну, хватит с него, он попробовал. Дернул поводья, поворачивая коня, хотел ускакать. Не тут-то было! Юния резко потянула за узду его лошадь обратно. Хочет говорить? Поговорим. Только пусть будет готов, что ничего хорошего не услышит.

– Я вас любила, – сказала она, точно подписывая обвинительный акт. – Сильно. И знаю, что вы тоже любили. Молча. Жаль, не вместе. Но, как видно, вы отвечали за свои грехи. Я за свои. Потому и порознь. А боли было много, – она кивнула, как бы подтверждая свои слова. – Неважно, что послужило толчком. Колдовство, так колдовство. Чувствовала-то я по-настоящему. – Женщина подобрала повод. – Мое наказание окончено. Ваше – не знаю.

Авл почувствовал, что она отсекает его от себя. А он приехал не за этим. Теперь Юния хотела пустить лошадь прочь. Мартелл внутренне сжался, протянул руку и рванул узду на себя.

– Не так скоро. Я скажу все, зачем пришел. Будешь ты или не будешь со мной, это уж как боги дадут. Но я чувствую, что должен. Что умру, если не выговорю. Я…

Он осекся и уставился на нее умоляющими глазами: «Ну, помоги же мне! Я просто не знаю, как такое говорить!» Хотя говорил сотни раз, особо не задумываясь, а теперь вот на языке гири привешены.

– Я любила тебя, – твердо повторила Юния. – Это было очень больно. И страшно. Страшнее, чем целая толпа гундов. И я хочу, чтобы ты знал: ничего, кроме горя, мне это чувство не принесло.

Она закусила губу.

Авлу тоже было тяжело, хотелось крикнуть в ее бледное холодное лицо: «Мне тоже! Ничего, кроме боли!» И одиноких ночей, когда он корчился, вместо нее ощущая под руками одеяло! Мартелл еле взял себя в руки. «Я измучен, устал, зачем ты меня так…» – это было написано на его лице. Обычно проконсул умел скрывать свои чувства, становился глух, уходил в себя. Но сегодня не хотел.

– Я тоже… очень тебя любил, – выдавил Авл. – Очень. Слышишь?

Она слышала. Но уже ничего не могла поделать.

– Возьми Вечный Город, Авл, – женщина впервые назвала его по имени. – Возьми. Тогда Бог и тебя отпустит.

Он помялся.

– Легче будет?

Юния покачала головой.

– Нет. Уже нет. Просто любовь уйдет. Вместе с болью. И ты останешься в темноте.

Проконсул хмыкнул:

– Хорошее утешение! Ради него, без сомнения, стоит пробовать.

Юния вздохнула.

– А какой у тебя выбор?

Он кивнул. Вот и поговорили. Есть другие дела. Наконец он беспрепятственно развернул лошадь и пустил ее в галоп. Оба остались недовольны. Не все сказали? Нет, все. Только больно, больно…

«Может, если я возьму город, она посмотрит на меня по-другому?» – попытался обмануть себя Авл. Он не мог и не хотел терять эту женщину. Но каково будет ее место рядом с ним, пока не знал. Одно понимал точно: не отдаст. Его собственное. Убьет или сам умрет, но никому даже глазом взглянуть, не то что помыслить о ней, не позволит!

Облегчения не последовало. А оба так надеялись.

В Кориолах вернулся Руф, но не один. К войску проконсула примкнули отряды назаретян под предводительством Фламма. Так как тренировали их бывшие солдаты, то и разделен был этот благочестивый сброд на центурии и когорты. Все вместе – целый дополнительный легион, только весь из новобранцев, а сами они – поклонники Невидимого Бога.

«И такое возможно, – с удивлением думал командующий. – Вот ведь довели людей! Даже эти, блаженные, взялись за оружие! А нечего зверями травить».

Руф был очень горд удачным исполнением миссии, ведь предполагалось, что, в случае удачи, он подцепит несколько разрозненных и плохо организованных отрядов. А привел целую армию!

Но глянул на Юнию и скис: хмурая, без сил, даже улыбнуться и обрадоваться ему не может! Правда, через секунду женщина взяла себя в руки и усилием воли отодвинула от себя сердечные неурядицы. Вернулась в ту, другую, очень светлую жизнь, где для нее был только Руф, и обняла его.

Был бы он пьян, захныкал бы:

– Ты меня больше не любишь.

– Почему?

– Чувствую.

Но он был трезв, а потому тоже обнял жену, прижал к себе: это он ее никому не отдаст. И поцеловал.

– Ты рада, что наши единоверцы с мечами?

– Не знаю, – с сомнением протянула она.

– Вот и я не знаю. Может, удастся напугать Вечный Город и не сражаться.

Может.

Впереди лежала Рубрикона. Не самая широкая река. Но на противоположном берегу – Лациум. Авл придержал коня. Все пришедшие с ним сознавали ужас момента. Если по эту сторону вод они еще могут быть прощены, то по ту сторону – уже только распяты как преступники.

– Кто хочет вернуться, сделайте это сейчас, – сказал Мартелл, очень надеясь, что у каждого жребий брошен уже в душе. Никто не двинулся.

– Наводим переправу, – эти слова были обращены к Валерию Друзу, который и так был готов отдавать распоряжения префектам, чтобы те, в свою очередь, начали понукать солдат.

Речка невеликая, поэтому для ее форсирования довольно было и дня. Устали. Вечером разбили палатки и выставили караулы.

Явились вестовые:

– К нам движутся две консульские армии. Каждая по четыре легиона.

Авл пожевал губами.

– Они не будут сражаться. Все же выстройте боевые порядки. Встретим, как положено.

Но встречи не получилось. Прибыли парламентеры: армии республики перешли на сторону Марцедона, приведшего с собой большую силу. Никто не желает противиться. По их словам, в городе осталось около пяти легионов. Еще пять ушло на крайний юг, к Сегунту, полагая, что столица будет захвачена. Сенат в панике.

Они, как и полгода назад его бывшие легионеры, решили вопрос с командованием внутри себя. Только в их случае не трибуны легатов, а легаты консулов вынудили ускакать, а сами склонили головы под руку Секутора. Консулы – пара мальчиков из лучших семей, которых в критический момент Сенат подкинул наверх, чтобы вся ответственность не легла на него, – вряд ли последуют в город. Может, отправятся к Сегунту. Может, где-то спрячутся. Их судьба Мартелла не волновала. Дети.