Ольга Елисеева - Триумфатор [litres]

Вот такая сила двигалась теперь к родным очагам с требованием открыть ворота.

Накануне в Вечном Городе царила паника. Восемь легионов, перешедших на сторону Мартелла, – не шутка. И так никто не хочет сражаться! Выходит, проконсул одним пинком может открыть себе ворота?

Только теперь встал вопрос, а нельзя ли противопоставить врагу хоть кого-то известного и в военной среде тоже. Выбор был со всех сторон неудачен – Максенций Варрес, некогда обокравший город. Когда-то, еще до цензорства, он одержал победу в Парфинии и даже получил триумф. Об этом торжестве еще помнили в Сенате. Но напрочь забыли улицы – видно, мало трофеев раздал согражданам. Не то что Секутор!

Получалось, что от союза, который когда-то сколотил Эмилий Плавт, наибольшую пользу получил ворюга Варрес? Да, расстался с частью денег, чтобы подкупить колеблющихся сенаторов. Но теперь именно ему вручат командование войсками. Откуда прямая дорога в диктаторы.

Максенций Варрес уже приосанился. Гнал мысли о том, что его успех недолог – стоит Секутору появиться. Ведь там, как кости лягут! Не могут же легионеры просто побросать мечи!

Могут. Еще как могут. Но об этом сейчас не думалось. Ведь ничего не решено!

Эмилий и Цыцера насели на него с двух сторон, требуя клятв республике. Он, не моргнув глазом, принес. Только после этого Сенат одобрил для него империй – полную власть – над войсками. И титул «диктатора» сроком на год. Но ведь Марсий и Сол тоже по очереди носили этот титул, ограниченный всего несколькими месяцами, и ни один из них не пожелал его сложить.

Однако зачарованные буквой закона сенаторы уже не первый раз повторяли старую ошибку: не могли оторвать глаз от хартий. Сам по себе закон – пустой звук – если ни на что не опирается. Прежде он опирался на волю богов. Но старые боги ушли. Значит, и Закон будет Новый.

Едва получив титул, Максенций Варрес приказал казнить всех несогласных с его диктатом. А чересчур ретивых нянек – Эмилия и Цыцеру – посадить под домашний арест: пусть осознают, кто теперь в доме хозяин!

Папея восприняла случившееся по-житейски спокойно. Она вовсе не так уж сильно любила утехи с Горошиной, чтобы негодовать, что того заперли дома. Молодой Плавт или беглец Фламм старались угодить ей. А Цыцеру приходилось ублажать самой. Осел!

Теперь другой самолюбивый осел стучался лбом в ворота Вечного Города – и это был ее собственный муж! Возвращения Мартелла супруга боялась больше любых перестановок в Сенате. Ему удавалось каким-то неведомым образом переболеть и преодолеть все наведенные ею привороты. Да, иной раз после возвращения из походов он бывал горяч с ней. Но этой горячности хватало на разок без продолжения. А затем Авл снова погружался в себя, словно находил там прибежище и силу.

Ее интересовало их семейное имущество и трофеи. Две виллы-урбины в городе. Огромная вилла в Тоскаре, другая на острове Сцилл в Срединном море. Первая, набитая под завязку золотом из походов, – еще принадлежала его роду. Вторая, с немереным количеством угодий, где посаженные на землю рабы выращивали виноград и давили оливковое масло. Были и оловянные рудники в Ибериде. Но больше всего Папею беспокоило положение потомков: как они унаследуют благородное положение патрициев, если их отец взбунтовался?

Все это и еще многое другое она хотела бы обсудить с новым диктатором, и потому поехала прямо в дом Максенция Варреса. Ее пропустили не потому, что прежде путалась с Цыцерой, сподвижником хозяина, а потому, что была женой Секутора, главного врага.

– Что Мартелл велел мне передать? – встретил ее угрюмый «диктатор».

И тут выяснилось, что супруги давно не поддерживают отношений.

– Ничего, – бросила Папея. – Через меня, во всяком случае. Может быть, через вашу дочь?

Да, Варрес уже знал, что Юния возвращается с войском Мартелла. Что они с Руфом преданы проконсулу. Как знал и то, что дочь стыдится его имени. Он потерял с Юнией связь несколько лет назад, когда этот подлец Руф унес ее из отцовского дома к назаретянам. В сущности, по обычаям Вечного Города, она вовсе не считалась уважаемой замужней матроной, раз отец не давал согласия на брак. Согласно старинным традициям, Варрес даже мог убить непокорную, и никто бы с него не спросил.

– Так о чем вы пришли просить?

А он не слишком зарвался? Папея наморщила нос.

– Скоро вашего мужа распнут как преступника, – продолжал Варрес тем же суровым тоном.

Да что он, не может сбиться с одного настроения на другое, даже глядя на реальных союзников? Или не видит в ней силы? Торможение мысли – не то качество, каким должен обладать политик! Помимо воли, Папея должна была признать, что Секутор ему десять костей вперед выбросит.

– Мой муж не имеет для меня значения, – твердо проговорила она. – В отличие от семейного имущества и тех прав, которые дают детям и внукам занимаемые им должности. Если мы договоримся, то вы, как диктатор, сможете рассчитывать на поддержку моей фамилии, рода моего отца, всех Магнов.

Папея уже по буквам разжевала диктатору выгоды возможного союза. Тугодум! «Как тебе удалось обокрасть казну, когда ты на каждом шагу медлишь и собираешься?»

– А в чем будет выражаться эта поддержка? – осторожно спросил Варрес. – Ваша семья совсем недавно отдала много денег на цирковые игры со зверями, думая так угодить плебсу.

«Тугодум-то тугодум, но много чего замечает!»

– Моя семья хотела укрепиться в отсутствие Секутора. Он задумал развестись со мной и отнять по праву причитающееся имущество. Не ради вашей ли дочери?

Папея не боялась, что Максенций Варрес сейчас встанет на сторону Юнии: с дочерью он порвал давно, а с Мартеллом они претендуют на одно место – диктатора Вечного Города. Она так и не уложила в своей голове, что муж не хочет становиться диктатором. Ни в старых республиканских традициях: пришел – сделал – удалился, не посягая на власть Сената. Ни в новых, которые вместе с чередой гражданских войн принесли Марсий и Сол: пришел – перерезал несогласных – собрал покорный Сенат.

Кем же он хочет быть? Этого не знал пока даже сам Мартелл. Требовал причитающихся ему по закону триумфов. Но каждый из друзей и врагов понимал: это только начало. Проконсула точно что-то вело, тащило на поводу. Даже Юния пришла в его жизнь не сама по себе, не своей волей, хотя своеволия ей было не занимать! Но в данном случае ее желание совпадало с чем-то большим, что разворачивало командующего в сторону от старых, нахоженных дорог. К чему? Этого он не мог осмыслить, но ощущал душой.

Ему что-то показывали, через что-то вели. Боги, почему он так слеп! На этом пути чужая жена Юния была для него парусом, который надувает неведомая сила, неся лодку, помогая проскакивать на скорости пороги и мели. Разве такую женщину отдают?