Ольга Елисеева - Триумфатор [litres]

– Либо вы гарантируете мне, что после победы имущество Секутора не будет конфисковано в казну, как оставшееся после преступника, а перейдет ко мне, – заявила Папея. – Либо все Магны, а это большинство трибунов, центурионов и квесторов в верных Сенату легионах, покинут войска.

Максенций Варрес, набычившись, смотрел на нее. Эта женщина выкручивала ему руки. Не сказать хуже. И делала это умело, с немалым сладострастием. Папея являла всю силу патрицианского тщеславия – только род держит человека на плаву. Родом он силен, о роде заботится, род закроет его в нужный момент.

Но Папея недооценила жадность своего чаемого союзника. Варрес просто не мог расстаться с деньгами, пусть еще и не полученными, но которые уже шли ему в руки. Ведь казна, в условиях диктатуры, это почти его, Максенция, собственность.

– Пусть так, – угрюмо сказал он. – Но имущество будет конфисковано.

Папея сморгнула. В первую секунду она даже не поняла, что ей отказывают. Как? Почему? Это же не логично! Он хочет проиграть?

Варрес хотел денег. Он словно ослеп. Возможно, головой понимал, насколько выгодно, даже единственно возможно ее предложение. Но тут вступила в борьбу алчность, а она давно заглушила в диктаторе остальные чувства. Он медяка-то не мог отдать! Подбирал на улице оброненные согражданами монеты.

– Нет, – повторил Максенций Варрес. – Все средства мятежника и предателя Мартелла будут конфискованы. В том числе и ваш дом.

Папея обомлела. Топнула ногой. И, больше не произнеся ни слова, вышла.

В тот же вечер вся ее родня покинула армию. Пусть попляшут без них!

В последнюю ночь перед наступлением на Вечный Город Сабина сама пришла к Фламму. Он был уверен, что женщина в Кориолах, но та нарочно последовала за армией на муле, когда-то купленном ей во время бегства из Лациума. Прибилась к обозу. Была встречена и оставлена при кухне Юнией, которая покровительствовала единоверцам, тем более таким – не по своей воле знаменитым, а значит, несчастным.

Сабина быстро приспособилась, варила легионерам ячменную похлебку и бобы с чесноком. Фламма не видела. Но перед битвой все же разыскала его. Он дрых в палатке на восемь человек, вместе со своей контуберией [36] контуберия – подразделение из 8 человек, самая малая часть армии. Из контуберий состоят центурии. , и, увидев булочницу, был несказанно удивлен.

Выполз наружу. Под теплые осенние звезды.

– Откуда ты тут?

Сабина пошмыгала носом.

– Чего тебе?

Она еще жалобнее принялась шмыгать.

– Если меня убьют завтра, пожалеешь?

Женщина не стала его больше слушать, а закрыла поцелуем рот. И уже оба запыхтели в темноте.

Вечный Город лежал на холмах. Он был овеян утренним туманом. От тысяч очагов поднимались слабые дымки. Мартелл всю ночь просидел у своей палатки, глядя на родной Палатин, на Форум, на Капитолий и на островок Асклепия посреди Тиброны, куда со всех концов свозили нищих и больных. На стену, которую он всю жизнь привык мысленно защищать, и никогда не думал, что придется ее штурмовать.

Будет ли битва? Может, пронесет? Очень не хотелось окроплять поля кровью своих же сограждан. Потом на них вырастут маки, чей сон несет забвение, или гранаты – дерево мертвых.

Ничего этого лично ему было не надо. Сердце хотело только покоя. Но как успокоиться, когда вокруг такой непорядок? Когда республика, затягивая свое уже невозможное существование, дошла до последней черты: всеобъемлющее воровство, нестерпимый разврат, а тут еще и людей в цирках травить зверьми начали! Сами-то мы кто? Люди или звери?

Со стороны пригорода Мульви через приток Тиброны шел Мульвийский мост, по которому завтра должны промаршировать его солдаты. Выведет ли кто-нибудь против них оставшиеся верными Сенату легионы?

Как пойдет битва? Одного наскока будет достаточно? Или придется прорубать дорогу? Свои же. Как во времена Марсия и Сола. Всю жизнь он хотел избежать повторения той полосы времени – гражданских войн. Всегда поздравлял себя с тем, что ни при своем консульстве, ни позже не допустил подобного нечестья. Но теперь сам же и привел в Вечный Город солдат!

О Юнии в тот момент не думалось. Думалось о делах. К счастью, когда появлялись заботы, она на ум проконсулу не приходила. Работая, сбегал от боли. Только к вечеру накатывало.

А сейчас утро, и не о ней речь. Так чего же лезет в голову? Последний разговор – тяжелый, хотя не ругались, не спорили – но разошлись, казалось, навсегда. Для обоих дело кончилось. Авл был рад, что все сказал. Не то чтобы легче. Нет, яснее.

Кстати, сразу после этого усилия ушла Карра. Страхи, темные мысли, овеществленные в ней, ухнули в преисподнюю, как только он решил переломить себя и сознаться.

Ответ был заслуженным. Другого не ожидал. Шел, как на казнь. Обратно ехал – голова кружилась. Упал бы в обморок – нельзя. Она же и прибежит его поднимать. Нестерпимо!

Но сейчас о супруге легата не думалось. Думалось о городе. Всю ночь просидел тут, глаза слипались, но спать не мог. Ушел в палатку, прилег, просто потому, что держать себя в вертикальном положении нет сил.

Только опустил голову – не заснул, нет – может, дрема, а, может, и ее не было, навалилось какое-то оцепенение. Авл даже испугался: опять придут темные твари его мучить. Но нет, их отсекло, как гладусом. Над палаткой вдруг открылось небо, словно матерчатых скатов не было. Не утреннее, серое, а голубое, сливающееся в отдалении, на востоке, с встающим солнцем – с золотом, подсвеченным румянцем.

На небе сияли две буквы: «ХР», превращаясь в символ Невидимого Бога. Авл услышал голос, шедший одновременно и сверху – громовой, повелевающий, и изнутри него самого – тихий, ласковый, просивший. Но проконсул был уверен: это один и тот же голос. Смертельно захотелось увидеть Того, кому он принадлежал. И страшно, и радостно, и стыдно самого себя.

Точно встретил родного Человека, который может карать, но будет миловать. Отца? Сына? Неясно – слито воедино и спеленуто Духом.

«Сим победишь».

Авл и не спал, а проснулся в холодном поту. Взмокли и туника, и даже плащ, который он бросил на ложе. Кликнул рабов, приказал разбудить Валерия Друза. Старый легат застал проконсула за странным занятием, тот рисовал на куске пергамена знак из двух перекрещивающихся букв: «ХР». Втыкал «Р», как топорик ликтора, в «Х», как в пучок прутиков-фасций.

– Прикажи всем нарисовать это на щитах. С ними двинемся к Вечному Городу.

Валерий опешил.