Робертсон Дэвис - Убивство и неупокоенные духи [litres]

Да, пока он говорит, эта сцена разворачивается у меня перед глазами. Я вижу дикий взгляд Уильяма Макомиша, зрачки, суженные до размеров булавочной головки, и то, что он слегка шатается. Это он от осознания всей торжественности момента, думают прихожане в битком набитой церкви, но Вирджиния Макомиш, а также барышни Мальвина, Каролина и Минерва Макомиш, сидящие в первом ряду, знают правду. Пожалуй, можно сказать, что в глазах у них виден испуг, когда Старый Черт вручает планы и возвращается на скамью, пошатываясь и тяжело дыша.

Последний раз я видел Вирджинию Макомиш, когда мне показывали сцены жениховства. Глядя на нее сейчас, я удивляюсь, как вообще кто-то мог счесть ее хорошенькой. Но, приглядевшись, понимаю: у нее правильные, даже изящные черты лица; беда только с выражением этого лица – таким холодным, таким враждебным оно стало. Сзади, в другом ряду, ее хромая сестра, Синтия Бутелл: те же черты и та же гримаса, только еще резче. Как часто говорит ее зять, вид у нее такой, словно она может гвозди перекусывать. Рядом сидит ее муж, негодный Дэн: с виду он жизнерадостен и явно много времени уделяет уходу за усами. На пальце у него большое масонское кольцо, и он начинает полнеть. Из трех девочек Макомиш Мальвина самая красивая, поскольку унаследовала тонкие черты лица от матери; Каролина совсем некрасивая, у нее волосы рыжие, как морковка, а лицо как лепешка; Минерва, самая младшая, – пухленькая и хорошенькая, но ее нельзя волновать, так как она страдает падучей болезнью и может выкинуть что-нибудь, за что семье будет стыдно.

Мне показывают воскресный ужин после великой церемонии открытия храма, и я мигом понимаю, что не так в семье Макомиш. Они идут домой. Уильям шествует во всем блеске славы, ибо его снова и снова поздравляли прихожане на ступенях церкви – его церкви! Семья приходит домой – в тот самый, просторный и уродливый, дом, который мне уже показали ободранным и промерзлым, тот, где сидят, коротая рассказом зимнюю ночь, Гил и Макомиш. Вирджиния сразу идет в спальню снять шляпу – суровое сооружение из черной соломки. Уильям следует за ней, становится у нее за спиной, пока она смотрит в зеркало, и пытается ее поцеловать.

– Не смей меня лапать. – Она отшатывается.

Я вижу у нее на лице озлобленное беспокойство. У него на лице – унижение и гнев. Он отходит и спускается по лестнице на первый этаж, где сидят дочери, – ни у одной из них не находится хоть слова для отца. Каролина чувствует, что нужно что-нибудь сказать, выразить восхищение величественным храмом, но мать и тетка Синтия так сурово вышколили девочек, что Каролина не решается. Если задуматься о том, что́ мамочке приходится переносить день за днем, то понимаешь: даже малая частица теплоты, адресованная папочке, будет предательством. Впрочем, папочка и не располагает к излияниям теплоты, как бы ни были они для него желанны.

За воскресным ужином к семье Макомиш присоединяется Родри Гилмартин. Он официально, хоть и неохотно, признанный жених Мальвины. У двух других сестер ухажеров нет, и они единым фронтом насмехаются над Родри. Я вижу, что эти насмешки отнюдь не добры. За ними кроется зависть, а также намеки, ухмылки и вынюхивания, говорящие, что в самом этом деле, обручении, есть что-то не совсем приличное. Когда обед закончен – запеченную свинину, вареную картошку, яблочное пюре к свинине, пирог с тыквой и то, что сейчас назвали бы пончиками (а Макомиши называют жареными пышками), поглотили в молчании и запили большим количеством крепкого чая – Мальвине и Родри разрешают удалиться в гостиную. Они сидят рядом на диване и разговаривают – очень чинно, так как по скрежету и хихиканью поняли, что Каролина и Минерва пододвинули стул к двери гостиной снаружи и через окно над дверью подглядывают за обрученными. Что сестры надеются увидеть? Никто никогда не говорит вслух, но это нечто такое, что Бог почему-то сделал необходимым, хотя гордиться Ему тут явно нечем.

Величественный храм построен, и теперь за него надо платить. Разумеется, несколько богачей из числа прихожан обещали пожертвовать на строительство – еще до того, как лопата впервые вонзилась в землю. Но все обещанные пожертвования не покроют и трети суммы, в которую обошлась великая стройка. Разумеется, приход должен взять ипотеку, ибо, как весьма мудро выразился достопочтенный Уилбур Вулартон Вудсайд, церковь без ипотеки – это церковь без души. Если приходу не надо выплачивать ипотеку, разве сподвигнутся прихожане устраивать всевозможные ярмарки, ужины с жареной птицей, концерты самодеятельности и прочие мероприятия для сбора денег и подогрева христианских чувств? Если людей не заставлять время от времени делать что-нибудь для церкви, они, пожалуй, охладеют к ней. Как выразился пастор, они становятся «беспечны на Сионе» [24] Ам. 6: 1. , а для протестантов девятнадцатого века беспечность непозволительна. Ни на йоту. Борьба, напряжение всех сил – вот что нужно для сохранения веры в сердцах. Ипотека; указания в проповедях на великий день в будущем, когда она будет полностью выплачена и пройдет особая служба с торжественным сожжением ипотечного контракта. А через несколько месяцев начнутся сборы в новый фонд – постройки помещения при храме для встреч молодежной группы, занятий воскресной школы, благотворительных ярмарок, ужинов с жареной птицей и концертов самодеятельности, ибо сейчас все это происходит в подвале храма. Нельзя позволять прихожанам забывать о сборе денег для церкви, а то они забудут и Христа.

А пока – куча счетов требует оплаты, и, конечно , суммы этих счетов следует урезать – настолько, насколько это вообще возможно. Уильям Макомиш, великий человек, построил великолепный храм, но, как напоминают старейшины и настоятель, сильно превысил смету. Но ведь никакой сметы не было, говорит Уильям. Он вообще никогда не составляет смет, поскольку они всегда оказываются превышены. Он просто сотворил лучшее из того, что было в его силах. Ничто иное не подобает, когда служишь Богу. Разумеется, отвечают старейшины – среди них есть и банкиры, – но мы вынуждены стоять обеими ногами на земле. Так вы, может быть, урежете эти счета: за пиломатериалы, отделку, освещение, отопительный котел и этот огромный колокол – он, конечно, первый класс, но кто бы подумал, что колокол может стоить так дорого? И конечно , тот кошмарный счет, что выставил обиженный архитектор за свою часть чертежей? А? Ведь, конечно же, мистер Макомиш, кровь от крови и плоть от плоти веслианской церкви, может что-нибудь сделать?

Возможности Уильяма сильно ограничены теми уступками, на которые готовы пойти поставщики, а многие из них – не веслианцы и требуют уплаты сполна. Выясняется, что Уильям даже закупил некоторое количество дорогого красного дерева у католиков. Чего и ожидать от человека, проявившего подобное легкомыслие?