Генри Каттнер - Смех мертвых [сборник litres]

– Адам! – прохрипел он.

Мир закружился в водовороте. Пэйн, Шлаг и все вокруг закрутилось в безумной сарабанде багровой погибели. Харви безнадежно пытался сделать вдох перехваченным горлом.

Как сквозь вату, услышал он хрип Шлага:

– Адам! Убей… его!

Внезапно мир замер, сквозь багровый туман Харви увидел толстую белую руку, появившуюся в поле зрения. Лицо Пэйна вдруг изменилось, на нем появился неприкрытый страх. Затем тяжесть Пэйна перестала вдруг давить на Харви. Он смутно увидел, как Адам, с беспомощным Пэйном в руках, уставился на него своим единственным глазом.

Пэйн согнул запястье и стал посылать пулю за пулей в бочкообразную грудь Адама. Безликий пошатнулся, выронил хранителя, но тут же склонился над ним. Его большие руки стиснули тому горло, и Пэйн издал короткий, безумный крик. Харви увидел, как ручищи Адама слегка дернулись. Крик хранителя оборвался. Убийца и человек-монстр замерли на полу. Харви с трудом встал на колени и пополз к лежащей Изабель. Когда он коснулся ее, девушка шевельнулась, открыла глаза и непонимающе взглянула на него. Затем все вспомнила.

– Джордж! Он… – Изабель поглядела на три неподвижных тела на полу. – Они что, все мертвы?

– Да, дорогая, – устало кивнул Харви. – Теперь мы в безопасности. Я…

Девушка вдруг тихонько вскрикнула:

– Тебе больно? Погоди, нужно остановить кровь!

Пока Изабель осторожно перевязывала раненое плечо, мрачное выражение покинуло лицо Харви. Потому что он знал, что кошмарный разгул Зла кончился навсегда со смертью доктора Джерома Пэйна, хранителя музея и… убийцы.

Terror in the House, журнал «Trilling Mystery», 1937 № 1

ДРУЗЬЯ ДОВОЛЬНО ОБСУЖДАЮТ одну мою странность: им любопытно, почему в моем доме нет никаких картин. При этом я ничего не имею против гобеленов, поскольку они не могут захватить внимание и заставить вспомнить дом в Долине Смерти и ужасные картины в нем.

Некоторые, не зная сути дела, считают это моей прихотью, но это вовсе не прихоть. Это не прихоть с того ужасного момента, когда я увидел одну картину и внутри у меня все спеклось от ненависти. Что за картина? Ну, она была достаточно неприятна и без всего прочего. Художник изобразил на ней чхайя – «людей без костей» из «Тайной книги Дзиэн». После того, что произошло, я поставил целью найти и прочесть эту книгу. А теперь, пожалуй, жалею, что сделал это.

Долину Смерти окружали только пустынные, необитаемые горы, породившие, я думаю, весь этот ужас. Люди там почти не живут. Несколько седобородых разведчиков ищут там полезные ископаемые, да весной появляется несколько лагерей поселенцев. Некоторые горнодобывающие компании хотели начать там работы, но ничего не нашли. Эти места не были предназначены для жизни людей.

У Элизабет, моей молодой жены, и меня самого возникло странное ощущение, когда мы въехали туда, будто мы въезжаем в Страну Смерти – я всегда так мысленно называл эту жутковатую долину.

Мы проехали низиной, поднялись по плечу горы Уитни, высившейся над Долиной Смерти, и направились на север, в пустыню Панаминт. Во время медового месяца мы планировали навестить моего кузена Рэнсома Хатауэя по пути в Сиэтл. На этом настаивала Элизабет. Она знала Рэнсома в Лагуна-Бич еще до того, как познакомилась со мной, и, я думаю, по-прежнему питала к нему теплые чувства.

Не могу сказать то же самое о себе. Слишком большая оригинальность кузена всегда будила во мне некий протест – хотя я не раз выручал его финансами. Он писал картины, которые не мог продать исключительно из-за гротескного изображения тошнотворных вещей. А кроме того, они были написаны слишком грубо и небрежно. Солнце сияло над головой, кругом стояла мертвенная тишина. Казалось, над горами повисла какая-то ощутимая аура угрозы…

Надрывно ревя мотором, машина взобралась на самый хребет, и я увидел впереди дом Рэнсома, похожий на какое-то темное доисторическое чудовище, присевшее на корточки в узкой долине внизу. Неподалеку от него на крутом склоне горы торчала хрупкая на вид постройка. Элизабет увидела ее одновременно со мной.

– Наверное, это жилище Фраули, – предположила она.

Рэнсом упоминал об этом отшельнике в своих редких письмах. Внезапно я краем глаза уловил какое-то движение на дороге и чуть не разбил буфер об утес, когда резко нажал на тормоз. Элизабет возле меня тихонько вскрикнула. И я ее не винил. Эта тварь – не могу назвать ее никак по-другому – свернулась клубком и злобно смотрела на нас черными немигающими глазами. Это был очень худой человек, голый до пояса, с желтой кожей, покрытой какими-то пятнами и разводами. И он был лысым, совершенно лысым. Из его полуоткрытых губ текла слюна, ниже слегка пульсировало пятнистое горло. Он свернулся клубком, словно не имел костей, прямо посреди дороги, не сводя с меня глаз. Я был почти уверен, что вот-вот из раскрытых губ покажется раздвоенный язык. Было что-то чуждое в этом существе, как будто оно не принадлежало к нашему миру. Да, оно походило на змею. Но было в нем что-то еще, что-то неземное и совершенно отвратительное…

– Джим! – побелевшими губами прошептала Элизабет. – Джим! Что это… что это за тварь?..

– Не знаю, – сказал я. – Но сейчас выясню.

Я высунулся из окна и крикнул на существо. И сразу после этого получил сильнейший в своей жизни шок: тварь заговорила со мной на ломаном, неестественном, но, несомненно, английском языке.

– Бедный Африка, – мигая, прошипела она. – Ты не любишь Африку…

Это произвело такой же эффект, как если бы жаба вдруг запела сопрано. И мало акцента – слова твари вызывали какой-то неопределенный ужас, как и ее внешность. Она бормотала и странно присвистывала, словно горло твари могло произносить слова на неком неземном языке.

По виду это был настоящий монстр. И он был прав – мне не нравился Африка, если это его имя. Он немного отполз, и я увидел, как при этом по телу его прошла рябь, как у извивающейся змеи.

– Ладно, может, ты отойдешь с дороги, чтобы я мог проехать? – с трудом выдавил я после секундного замешательства.

Но Африка, казалось, заснул. Глаза его закрыла какая-то пленка, плоская голова опустилась на руки. Я открыл дверцу. Элизабет схватила меня за руку.

– Будь осторожен, Джим, – взволнованно прошептала она. – Это… он может быть опасен.

– Это просто уродец, – ответил я со спокойствием, которого вовсе не ощущал. – Наверное, сбежал из цирка. Он неприятен на вид, но не опасен.