Наталья Тимошенко - Запертые во тьме

Он вернулся в фургон, запер дверь и вдруг остановился, не оборачиваясь: послышался какой-то звук, будто внутри фургона что-то упало. Сердце снова ускорило темп, и Женя выругался сам на себя: никогда не был боязливым, а тут вдруг посторонние звуки пугают! И ладно бы был один, так ведь запросто могла проснуться Ксюша.

Память услужливо подбросила воспоминания о шагах, оставшихся неопознанными.

Женя обернулся и от неожиданности дернулся назад, впечатавшись затылком в дверь: прямо перед ним, слишком близко к нему, стояла Ксюша. Если бы Женя не подался назад, их носы практически соприкасались бы.

А мозг, пришедший в возбужденное состояние, тут же задал вопрос: Женя запирал или не запирал дверь медотсека? Ему казалось, что запирал, но как тогда Ксюша вышла? Даже если бы умудрилась разбить стеклянную дверь, Женя наверняка услышал бы звон. Значит, не запирал? Ребята стучали в дверь, и он так торопился открыть, пока они не разбудили Ксюшу, что совсем забыл запереть ее?

— Э-э-э… привет! — наконец сказал он, сообразив, что вот уже целую минуту молча пялится на девушку. Странно было, что она точно так же молча пялилась на него, и от этого взгляда у него мурашки бежали по коже. Точнее, взгляда как такового Женя не видел: свет по-прежнему горел лишь в переговорной и падал на них таким образом, что лицо Ксюши находилось в тени, но девушка определенно смотрела на него. — Меня Женя зовут. Я тоже здесь работаю, Войтех и Саша — мои коллеги.

Ксюша молчала, и Женя продолжил:

— Я не думал, что ты проснешься до утра. Может быть, хочешь есть или пить?

Ксюша молчала, и Женя почувствовал, что мурашки сильно увеличились в размерах.

— Эй?

Снова никакой реакции. Женя протянул руку, чтобы коснуться девушки, но в последний момент передумал и руку опустил. Может, она лунатик? И сейчас вообще спит, не слышит и не видит его? Женя лихорадочно вспоминал, что следует делать в таких случаях, но в третьем часу ночи на ум почему-то ничего не приходило. Кажется, следует аккуратно, не пугая девушку, попробовать отвести ее на кушетку.

Женя попробовал обойти Ксюшу, но получалось это сделать, только прижимаясь спиной к стене. Когда это уже почти удалось, девушка повернула к нему голову, но сделала это так резко и так необычно, что Женя снова дернулся, не сразу понимая, что не так. И лишь мгновение спустя сообразил: она повернула лишь голову, остальное тело не шелохнулось, будто было каменным. А шея просто не может так изогнуться! Какой-то древний инстинкт велел ему немедленно бежать, и он не нашел в себе сил сопротивляться: рванул в сторону освещенного конференц-зала, слыша, что Ксюша бежит за ним. Он влетел в небольшое помещение, сшибив стул, стоявший возле порога, захлопнул дверь и вцепился в нее руками, лихорадочно соображая, что делать, если Ксюша начнет рвать ее на себя. Он почему-то не сомневался, что силой она будет обладать дьявольской, а ключ от двери лежит слишком далеко, чтобы он мог до него дотянуться. Кто вообще решил, что в этом фургоне все двери будут закрываться ключами?!

На его счастье, Ксюша ломиться на стала. Она остановилась возле самого стекла и посмотрела на Женю. Теперь он хорошо ее видел. Разглядел и бледное до синевы лицо, и огромные круги под глазами, отчего глаза казались черными провалами, и рот в кривой усмешке, обнажающей белые зубы. Наверное, Женя не удивился бы, если бы оказалось, что у нее во рту клыки, но клыков, хвала небесам, не было.

Ксюша положила руки на стекло и прильнула к нему всем телом. Расстояние между ними было таким крохотным, что Жене казалось, будто и нет никакой преграды, да и какая это преграда — стекло?

«Да ладно тебе, трус несчастный, ну что ты девчонки испугался? — уговаривал он сам себя. — Подумаешь, проснулась. Может, просто не понимает, где она и что происходит, вот и ведет себя странно. А даже если у нее на самом деле что-то нехорошее на уме, ты что, с ней не справишься? Не такой уж ты и хлюпик».

А мозг тем временем подбрасывал воспоминания о том, как он запирал дверь медотсека, уходя. Как же она, черт побери, вышла?

Ксюша опустила руки и отошла на несколько шагов от двери, но выдохнуть Женя не успел. Она будто увеличивала расстояние, чтобы набрать разгон, а затем бросилась на дверь. Женя инстинктивно закрыл глаза, но тут же заставил себя открыть их и успел увидеть, как тело девушки в воздухе превратилось в большую черную массу и ударилось в стекло тысячами маленьких черных комочков. Лишь когда комочки разбежались по стеклу в разные стороны, Женя узнал в них пауков.

В один прыжок он оказался у стола, где лежал ключ от двери, вернулся к ней, запер на два поворота и снова вернулся к столу, нашаривая у ноутбука мобильный телефон. Кажется, спать этой ночью не придется не только ему.

17 июня 2017 года, 3.47

гостиница «Три фонаря» г. Медногорск

Оренбургская область

От огромного зала, битком набитого людьми, от их нетерпеливого ожидания и громких криков Ваню отделяла плотная черная завеса, но спокойнее не становилось. Сердце его билось так сильно, как не билось, пожалуй, уже много лет, с самого первого прыжка с парашютом, ладони были мокрые, хоть он уже несколько раз незаметно вытирал их о кожаные штаны. Никогда раньше он не носил кожаные штаны, поэтому это тоже доставляло неудобства. Как и висящая на шее бас-гитара. Ваня любил песни у костра, мог даже набренчать на обычной гитаре незатейливую мелодию, но в игре на обычной гитаре и на бас-гитаре было примерно столько же общего, сколько в управлении легковой машиной и огромным белым фургоном мобильной лаборатории. По крайней мере, ему казалось именно так.

— Я же не умею! — в который раз взмолился он, но на высокого худощавого мужчину с длинными белыми волосами, аккуратным водопадом струящимися по спине, это не возымело никакого действия.

— Да что там уметь! — отмахнулся тот, положив ему руку на плечо и чуть притянув к себе в якобы дружеской поддержке, но Ваня тут же высвободился из его объятий. — Повторяй за мной, и все будет чики-пуки!

Только когда Карел Дворжак произнес это «чики-пуки», Ваня вдруг сообразил, что все это время тот говорил по-русски. Старший брат Войтеха понимал русский и, наверное, мог произнести какую-нибудь несложную фразу, но вряд ли мог так спокойно изъясняться на Ванином родном языке. И только поняв это, Ваня сообразил и еще кое-что: Карел говорил голосом Войтеха. Подумать о происходящем дальше Ваня не успел, поскольку со всех сторон внезапно грянула музыка, заполнила собой пространство, толкнула его вперед, навстречу толпе восторженных зрителей, ударила ярким светом по глазам, ослепила на несколько секунд.

Когда он снова обрел способность видеть, то понял, что стоит на самом краю сцены, а перед ним расстилается людское море, заходящееся от восторга. Его снимали тысячи телефонных камер, а какая-то девушка перед самой сценой рыдала от счастья и вопила во всю глотку: