Керстин Гир - Третий дневник сновидений [litres]

Грейсон стукнул кулаком по столу так сильно, что подпрыгнули горшки с цветами и миссис Ханикатт непроизвольно вскинула голову.

– Мы делаем всё время не то. Если Анабель единственная, кто способен помочь нам остановить Артура, тогда нам надо поговорить с ней.

– Я уже пробовал, – сказал Генри и, покосившись на миссис Ханикатт, добавил тихо: – Даже не раз. Но, к сожалению, разумный разговор с Анабель невозможен. Она говорит, словно перед аудиторией, на латыни о крови и смерти, и вокруг неё летают чёрные перья. К тому же она то и дело становится невидимой.

– Здесь тоже нельзя вести разумный разговор, – ответил Грейсон резко.

Слишком резко для миссис Ханикатт. Она обернулась к нам.

– Теперь я запуталась, – сказала старушка с упрёком. – А что вы делаете с моим Cyclamen persicum? Вы обрываете у него листья, да? – Она закрыла глаза. – Ты ведь сын Гарпера? Можешь почистить мне дождевой жёлоб?

– Давно сделано, миссис Ханикатт. – Генри вновь перешёл на свою гипнотическую интонацию. – Всё хорошо. Вяжите себе дальше. Надо же сделать красивое покрывало.

– Палантин! – снова поправила его миссис Ханикатт. – Вы бы лучше вязали, чем играли в карты.

Мы обменялись обиженными взглядами: мы просто сидели за столом, это не значило, что мы играли в карты. Миссис Ханикатт было, наверно, всё равно.

– Это не приведёт к добру, посмотрите на Альфреда, – продолжала она. – Моя сестра, добрая душа, всегда его защищала. Она ему даже связала пуловер. А как он её отблагодарил? Потратил деньги на игру. И плакал крокодильими слезами, когда увидел её в постели мёртвой. Она умерла от астмы. Я знаю, что виноват в этом он, но никто не хотел мне верить.

Постукивание спиц заглушило её бормотание, и мы с облегчением вздохнули.

– Я думаю, нет смысла говорить с Анабель во сне, – сказал шёпотом Грейсон. – Это надо сделать там, где нет демонов и где она не может стать невидимой. В реальности. Где я не чувствую себя последним идиотом. Где в конце концов всегда побеждает разум.

– У Анабель? – с сомнением спросила я. – С которой даже психиатр бессилен? Он с ней сам немного сошёл с ума.

– Я это смогу! – Грейсон опять чуть не стукнул кулаком по столу, но в последний момент удержался. – Я знал Анабель ещё до того, как она тронулась… то есть до того, как она заболела. Она была необычайно разумна, мышление её было подчёркнуто логичным. И сейчас она ещё так может. Понимаете, что я имею в виду? – Он посмотрел на нас скептически. – Когда она всё объясняет вмешательством демона, у неё это тоже выходит вполне логично. То есть для неё логично.

– Абсолютно логично, – подтвердила я. – Если бы только демоны существовали.

– Именно, – сказал Грейсон, обрадованный, что его поняли. – То есть не нужно Анабель доказывать, что её демона не существует.

Ну да, сказать просто! Если считать, что демонов на самом деле не существует.

– Попытаться разок стоит, – сказал Генри, пожав плечами.

– Здесь, в коридорах, мне в любом случае ничего не нужно. – Грейсон скрестил на груди руки.

– Я тебе уже сто раз говорил… – начал Генри, и Грейсон за него продолжил:

– Что надо просто поупражняться. Да, знаю. Боюсь только, что, пока я буду упражняться, Артур успеет с нами справиться.

Послышался шум, и он встревоженно посмотрел на дверь.

– Вы тоже слышали?

– Это просто миссис Ханикатт поскребла себе голову спицей. – Генри засмеялся.

– Тебе хорошо говорить. А я в любом случае туда не выйду. – Грейсон выпрямил спину. – Ах, чёрт побери, как можно спать и при этом так уставать?

Мне это самой казалось странным. В реальности мы ведь все лежали в своих постелях и крепко спали, при этом могли выглядеть необычно, – я, например, сегодня повязала вокруг пояса цветастый галстук, на голове разные заколки, на запястьях два браслета и растрёпанная книжка под пижамой. Чего только не носит светская дама в своих ночных снах! (Лишь носки Сенатора Смерть я передала Генри – надеть их на себя было выше моих сил).

– Ты в любой момент можешь проснуться, – сказал Грейсону Генри. – Надо лишь захотеть.

– Фокус в том, чтобы представить себе во всех подробностях, как ты просыпаешься. Интенсивно, насколько можешь. – Мне самой понадобилось время, чтобы научиться этому. Проще всего было в собственном сне, в коридоре или в чужих снах это было гораздо трудней. А сложнее всего, когда ты напряжена. – Лучше всего закрыть глаза, а когда откроешь, оказаться в своей кровати. В своей комнате. Попытайся представить себе, что ты лежишь под одеялом, а через окно льётся лунный свет, или…

– Не получается! – Грейсон закрыл глаза и тотчас открыл их снова. – Только страшно, что, когда я не буду смотреть, вы исчезнете.

– Не исчезнем! – Генри ухмыльнулся. – Давай попробуй. Увидимся завтра в двенадцать на занятиях.

– Вот ведь чёрт! – Грейсон потёр рукой лоб. – Совсем забыл, что мы в понедельник пишем тест по химии.

– Да ладно! – Генри не покидало хорошее настроение. – Мы сконцентрируемся на ароматических углеводородах… У меня чувство, что на экзамене будет это.

Грейсон смотрел на него недоверчиво:

– Ты же не?..

– Нет, – сказал Генри. – Есть сны, которых даже я стараюсь избегать. В любом случае сны про мистера Форли. А теперь наконец просыпайся! Пока не проснулись мы.

Грейсон опять опустил веки:

– Что ещё мне надо сделать?

– Ты лежишь в своей постели, у тебя под головой подушка… – подсказывала я. – Ах, пока я не забыла, что значит «нижнее бельё» и «логистика пикши».

Генри вздохнул, а Грейсон сказал:

– Что?

– Держи глаза закрытыми. Ты лежишь в постели, под одеялом… представь это ясно. Когда мы с Джаспером говорили про Эмили и цепочку, ты сказал: «Логистика пикши»! Я пыталась понять, что это такое, но так и не смогла догадаться.

– Понятия не имею, – пробормотал Грейсон.

– Если речь идёт об Эмили, имелась в виду, наверно, сияющая дрянь, – подмигнул мне Генри.

– Да, точно. Сияющая дрянь. Что-то на тему вечности. Я тут ни при чём, – сказал Грейсон сердито. – Паршивую цепочку я вернул.

Это я знала.

Напольные часы миссис Ханикатт начали бить.

– Держать глаза закрытыми… глубокий вдох, выдох, Грейсон… – приказывала я, но сама коротко вдохнула, потому что неожиданно открылась не существовавшая прежде дверь в ковре, но подлым образом не на той стене, что в прошлый раз. И что ещё подлей: маленький губчатый Альфред на этот раз не прошёл через дверь медленно, а выпрыгнул, громко крича, со своей подушкой подмышкой, как чёртик из табакерки, как раз в момент, когда Грейсон в испуге открыл глаза.

А потом… потом Грейсон исчез.

– Теперь подействовало! – обрадованно сказал Генри.