Роуз Сабо - Какие большие зубки [litres]

– Правда? – Он слегка повернулся ко мне. – А что именно она велела вам… делать?

– Она ничего толком не объяснила, – сказала я. – Сказала только… сказала, что она торгует экстрактами, пытается делать горожан счастливыми и следит за безопасностью семьи.

Артур повернулся ко мне и посмотрел сверху вниз. Я не видела его глаз из-за очков, но одна мысль о том, что он смотрит мне прямо в глаза, сводила меня с ума.

– Вы не обязаны делать то, чего вы не хотите, только потому, что вам приказала умирающая женщина. Вы можете отказаться.

Я покачала головой.

– Нельзя отказывать человеку в последней просьбе.

– Этот дом – не самое приятное место, Элеанор. Если вы можете уехать, вы должны это сделать.

– Что вы хотите сказать?

Ну вот, опять: эта решительно выдвинутая челюсть, маленький намек на то, что он не собирается ничего мне объяснять. Я покачала головой.

– Простите, если прозвучало грубо, – сказала я. – Но я правда и думать не могу об отъезде. Столько дел: и бизнес, и похороны…

– Вы планируете похороны?

– Она ведь возложила ответственность на меня, не так ли?

Я улыбнулась Артуру в надежде, что он улыбнется в ответ. Но он нахмурил брови.

– Обо мне она, вероятно, ничего не говорила? – спросил он.

– Нет. Есть что-то, о чем я должна знать?

Он открыл рот, но ничего не сказал. А потом стиснул зубы и отвел взгляд.

– Полагаю, нет, – сказал он.

– Что ж, я отношусь к этому серьезно, – сказала я. – Поэтому, если возникнут какие-то проблемы, обращайтесь ко мне.

Он медленно кивнул.

– Возможно, я так и сделаю.

Мама окликнула меня из столовой:

– Элеанор?

– Мне нужно идти, – сказала я. – Много дел.

– Понимаю.

Я юркнула в столовую. Я все еще гадала, о чем он умолчал, когда мама сунула мне в руки стопку пригласительных писем.

– Вот, – сказала она, – ты не передумала?

– Мы поступаем правильно. – Я выглянула в зал, чтобы проверить, там ли еще Артур, но он исчез. А на лужайке перед домом уже стоял на холостом ходу наш старый грузовичок. Странно, это не машина Артура.

– Я пойду, – сказала я и выбежала на улицу.

Грузовик был с деревянным кузовом. К тому времени, как я вышла наружу, Маргарет уже устроилась за рулем. Я села к ней, и она даже не удостоила меня взглядом. Мы ехали молча вниз по холму, по грунтовой дороге, петляющей в березовой роще. На мгновение мне показалось, будто между деревьев мелькнул дедушка Миклош, но потом мы свернули, и я ничего больше не могла разглядеть.

Мы с грохотом выехали на главную улицу города, и тетушка Маргарет остановилась перед универсальным магазином. Она заглушила двигатель, оставив ключи в замке зажигания. Я махнула рукой в их сторону. Она пожала плечами, а потом вышла, прихватив список покупок, и я осталась одна.

Первое приглашение было адресовано отцу Томасу. Мама сказала отнести всю пачку на почту и передать миссис Ханнафин, но приглашение для священника я решила передать лично ему в руки. Только сначала оставила на почте все остальные.

– О, пожилая миссис Заррин скончалась? – сказала миссис Ханнафин. – Как-то зимой она вправила мне ногу. Дороги тогда замело.

– Она была хорошей женщиной, – сказала я.

– Да, – согласилась она, хоть и не очень уверенно. – Нет худа без добра.

Мои щеки загорелись.

– Странно говорить так о женщине, которая только что умерла.

– Простите, – сказала миссис Ханнафин. – Вы, должно быть, ее внучка. И все-таки это грустное известие.

– Просто… пожалуйста, проследите за тем, чтобы люди пришли на похороны, – сказала я.

– Я слышала, наследником она собиралась оставить внука, – сказала она. – Удачи юному мистеру Заррину.

– Должно быть, вы ошиблись, – сказала я. – Вообще-то, я – наследница.

Она прищурилась.

– Нет, – возразила она. – Я слышала совсем другое.

Церковь стояла всего через несколько домов от почты. Из-за разразившейся прошлой ночью бури несколько кусков черепицы отлетело, и отец Томас, склонившись над тележкой, подбирал их и бросал в кузов. Он поднял голову и уже начал поднимать руки для жеста благословения, но потом увидел, кто перед ним, и передумал.

– Отец Томас, – сказала я. – Я проходила обряд конфирмации, так что вы можете меня благословить.

– Ваша бабушка упоминала, что отправила вас на воспитание к монахиням, – сказал он. – Вряд ли она думала, что вы обратитесь к Христу. Она знает, что вы здесь?

Я сделала шаг ему навстречу и протянула конверт.

– Моя мама просила передать вам это. К сожалению, бабушка скончалась.

Старик священник сложился пополам, словно подстреленный.

– Господи, – простонал он. И заплакал. Он трясся и всхлипывал, почти беззвучно, содрогаясь всем телом.

– Не убивайтесь так. – Я положила руку ему на плечо – скорее чтобы унять дрожь, чем успокоить его. – Она умерла дома, в окружении семьи.

Отец Томас кивнул, продолжая всхлипывать. Я никогда не видела, чтобы мужчина так плакал. Он помотал головой, и слезы покатились по его увядшему лицу, следуя линиям морщин. Он мягко снял мою руку со своего плеча, повернулся ко мне спиной и продолжил собирать с газона куски черепицы, не переставая плакать. Его руки так тряслись, что кусок черепицы, едва оказавшись у него в руках, упал обратно в траву. Он поднял его снова.

– Святой отец, – сказала я. И протянула руку к одному из кусков. – Прошу, позвольте мне помочь вам.

Он помотал головой. Слезы уже лились ручьями. Он поднял на меня взгляд. Я видела, что он чего-то хочет. Может быть, сделать что-то, чтобы он почувствовал себя лучше. Чтобы горожане снова были счастливы.

– Мы были бы очень признательны, если бы вы произнесли небольшую речь на ее похоронах, – сказала я.

– Вряд ли я могу, – вздохнул он. – Видите ли, я не думаю, что она была католичкой.

– Напротив… – я на секунду задумалась. – Она была истинной верующей.

При этих словах он издал подобие смешка, вытирая нос рукавом.

– Вы так на нее похожи, – сказал он, по-прежнему рыдая.

Я не чувствовала в себе сходства с бабушкой. Он взял у меня из рук черепицу. А затем повернулся ко мне спиной, глядя на этот кусок кровли, словно на нем было что-то написано, словно меня вообще рядом не было. Я наблюдала за ним и думала: буду ли я когда-нибудь уверена в том, что делаю?

Когда священник собрался уходить, я заметила, что во дворе соседнего дома ошиваются несколько мальчишек. Они были похожи на тех, которые несколько дней назад так пристально следили за мной на станции. Те же обветренные сопливые лица, те же рваные свитера и шерстяные шапки, те же длинные рукава, прикрывающие пальцы. Штанины их синих джинсов были выглажены: какая-то ненормальная мамаша даже прогладила стрелки. Ребята выглядели слишком молодо для тех, кого я могла бы гонять по лесам, но, быть может, старшие братья рассказывали им обо мне.