Роуз Сабо - Какие большие зубки [litres]

– Вы мне действительно нравитесь, Элеанор, – сказал он. – Но вы очень сильно напоминаете мне вашу бабушку, и это… непросто.

Может, он все-таки скучает по ней. Я могла представить себе, как они сидят вместе у камина, играют в шахматы, сдержанно шутят. Возможно, этим все объясняется. Я могла бы стать для него новой Персефоной, если он хочет от меня именно этого.

– Что ж, мы могли бы начать с малого, – сказала я. – Например, время от времени играть в шахматы.

– Если вы этого хотите, – сказал он. – Но должен вас предупредить: я всегда выигрываю.

Мы повернулись к дому на вершине холма. Отсюда видна была лишь вершина центральной башни с горящими в свете заходящего солнца окнами. Я поспешно сунула носки в одну туфлю, а нижнее белье – в другую, и мы стали вместе подниматься по ступенькам. Артур ступал на каждую ступеньку со здоровой ноги, а потом подтягивал вторую. Для меня было загадкой, почему иногда он казался таким слабым, а потом – таким сильным. Я поймала себя на том, что пытаюсь разглядеть на его лице признаки возраста, гадая, не ровесник ли он моему отцу. Моложе? А может, старше? Но Артур умело скрывал даже такую мелочь.

Когда мы поднялись, я сказала Артуру, что собираюсь незаметно пройти через заднюю дверь, чтобы переодеться. Это заставило его улыбнуться. Зубы блеснули в темноте.

– Я пока займу вашу grand-mère , – сказал он.

– Спасибо.

Я направилась к заднему саду, а Артур уже начал отворачиваться, но в последнюю секунду развернулся назад и поймал мое запястье. Его ладонь оказалась очень холодной, но хватка была невероятно сильной. Я тут же вспомнила, с какой легкостью он поднял в воздух моего отца и отбросил от меня.

– Вам следует быть очень осторожной, – сказал он. И, прежде чем я успела спросить, что он имеет в виду, он уже зашагал прочь. По ровной земле он двигался быстро и практически мгновенно исчез за домом со стороны главного входа.

Я миновала садовые ворота и шла, огибая ряды молодых побегов и проклевывающихся листочков. Никто не прикасался к саду с тех пор, как умерла бабушка Персефона, но она годами обрабатывала почву, поэтому растения продолжали всходить без всякой помощи – по крайней мере пока. Среди них были и сорняки, и я подумала, что, может быть, завтра вернусь сюда и займусь садом: немного полью и прополю грядки, чтобы убедиться, что я смогу за всем этим ухаживать. Может, попрактикуюсь на растениях попроще и пойму, как быть со змеиными лилиями, и тогда все пойдет своим чередом. Если grand-mère поможет мне отыскать мой путь, я сумею со всем управиться.

Поднявшись к себе в спальню, я попыталась высушить волосы, но в них похрустывала соль, и пряди начали завиваться, локонами ниспадая мне на плечи. Я открыла окно, чтобы впустить свежий воздух, и принялась стягивать мокрую одежду. Я вытерла соленую воду с рук и ног и повернулась к черному платью, переброшенному через сундук.

Школьную форму я оставила сушиться на спинке стула. Не надетая на меня, она казалась такой странной. Поведя плечами, я расправила на себе черное платье. В сундуке я нашла черные шелковые чулки и туфли на невысоком каблуке. Мои ноги скользнули внутрь, и я повернулась к зеркалу.

Меня было не узнать. Я расчесала волосы и оставила их лежать свободно, как у Лумы. Нет, не годится. Я собрала их в пучок на макушке и заколола шпильками. Другое дело. Теперь я выгляжу старше, строже. Выгляжу как…

Я подскочила. Там, в зеркале, всего на мгновение, я увидела другое лицо. Молодое, светловолосое, но не мое. Я посмотрела снова, но чужое лицо исчезло.

Я заставила себя несколько раз глубоко вздохнуть. Наверняка это все из-за мыслей о Луме. Заразилась от нее плохим настроением, вот и мерещится всякое. Но чем больше я об этом думала, тем менее убедительной казалась мне эта мысль. Я вспомнила то холодное дуновение. Тот звон горшков на кухне.

Но сегодня вечером мне с этим не разобраться, потому что это меня пугает, а мне сейчас нельзя бояться. Grand-mère здесь, и мне нужно приложить все усилия, если я хочу убедить ее остаться.

Ветер шелестел развешанными по стене страницами. Порывшись в чемодане, я вытащила свой экземпляр стихотворений Элиота. По крайней мере, хотя бы эту мелочь я могу исправить.

Выйдя на лестницу, ведущую вниз к главному залу, я увидела Артура и grand-mère . Они стояли у входа в главную гостиную и негромко разговаривали, наклонив головы близко друг к другу. Увидев меня, они одновременно подняли головы. Мне пришлось придерживаться за поручни, спускаясь по ступенькам: маленькие каблуки оказались коварными.

– Вот и она! – сказала grand-mère . Я еще никогда не видела, чтобы кто-то так широко улыбался мне.

Я шла, придерживая подол одной рукой и сосредоточившись на ощущениях под подошвами при каждом шаге. Они наблюдали за мной: grand-mère с гордостью, Артур с легкой улыбкой. Но одним носком я зацепилась за ступеньку, моя нога выскочила из туфли, и я в панике шагнула в пустоту. Двигаясь плавно, словно механизм, Артур сделал шаг вперед и протянул руки, чтобы я ухватилась за них и удержала равновесие. Книга упала на пол между нами. Я с такой силой сжала руки Артура, что grand-mère ахнула.

Я снова взяла себя в руки, вернула туфлю на место и одарила их обоих улыбкой победительницы.

– Все в порядке, – сказала я. – Мне просто нужно немного попрактиковаться.

– Что это? – спросил Артур, наклоняясь за книгой.

– Это вам, – сказала я. – Не та, которую я порезала, но…

Он не смотрел на меня, а просто стоял с книгой в руках и смотрел на обложку, безмолвно шевеля губами. Я осеклась, и в тишине grand-mère сделала шаг вперед и обняла меня.

– Элеанор, дорогая, – проговорила она мне на ухо, – ты так замечательно сегодня выглядишь. Но нам действительно придется поработать над твоим равновесием. – Она отпустила меня и прошла вперед нас в столовую.

Артур повернулся ко мне.

– Спасибо, – сказал он.

Я заметила, что покраснела.

– Ерунда, – сказала я. – Вы голодны?

– Как всегда, – ответил он, и я едва не рассмеялась над его шуткой. Он предложил мне локоть, чтобы проводить меня в столовую. Я с благодарностью взяла его под руку: в этих туфлях я по-прежнему чувствовала себя неуверенно.

Мама с отцом уже ждали нас у стола, стоя за спинками своих стульев. Мама была абсолютно суха и полностью одета, бочка с водой исчезла. Мамины полипы, ссохшиеся, прилипли к ее коже, но, увидев меня, она вяло улыбнулась. Я никогда не видела, чтобы она так долго находилась вне ванны. Мне казалось, это невозможно.

– Где же дети? – спросила grand-mère , входя. Протиснувшись к дальнему концу стола, она села. – Мальчик и девочка?

Рис с Лумой нерешительно вошли со стороны центрального зала, одетые к ужину, но все равно растрепанные. Мы с grand-mère посмотрели на них. У Риса вокруг глаза расплывался красно-лиловый синяк, а Лума все время водила языком по деснам, не открывая рта, как будто ощупывала место выбитого зуба. Похоже, между ними произошла тихая потасовка – наверное, в коридоре между музыкальным залом и библиотекой. Я гадала, кто завязал драку. Придется после ужина задать этот вопрос Луме, убедиться, что с ней все в порядке. Артур словно не замечал ее. За столом он сел рядом со мной.