Клайв Баркер - Проклятая игра [litres]

Меньше чем через неделю после разговора у запруды в колоннах империи Уайтхеда стали появляться первые тоненькие трещины, и они быстро расширялись. На мировых фондовых рынках начались стихийные распродажи – внезапный провал веры в надежность империи. Вскоре потери стоимости акций достигли катастрофических величин. Лихорадка продаж, однажды подхваченная, казалась почти неизлечимой.

За один день в поместье собралось больше посетителей, чем Марти когда-либо видел. Среди них, конечно, были знакомые лица. Но на этот раз были десятки других: финансовых аналитиков, предположил он. Японские и европейские гости смешивались с английскими, пока в этом месте не зазвучало больше акцентов, чем в ООН.

Кухня, к большому раздражению Перл, стала импровизированным местом встречи для тех, кому не следовало быть под рукой у великого человека. Они собирались вокруг большого стола, чтобы обсудить стратегии, ради формулирования которых приехали сюда, и требовали кофе в неограниченном количестве. Их дебаты, как обычно, непонятны Марти, однако из подслушанных обрывков становилось ясно, что корпорация столкнулась с необъяснимой чрезвычайной ситуацией. Повсюду происходили обвалы ошеломляющих масштабов; шли разговоры о правительственном вмешательстве, чтобы предотвратить неминуемый крах в Германии и Швеции; поговаривали также о саботаже, который спровоцировал катастрофу. Казалось, среди этих пророков витала общепринятая точка зрения, что лишь тщательно разработанный план – тот, который готовился в течение нескольких лет, – мог нанести настолько серьезный ущерб финансам корпорации. Ходили слухи о тайном вмешательстве правительства и заговоре конкурентов. Паранойя в доме не знала границ.

Что-то в том, как эти люди досадовали и пререкались, вскидывая руки в попытке опровергнуть замечания предыдущего оратора, показалось Марти абсурдным. В конце концов, они никогда не видели миллиарды, которые потеряли и приобрели, и людей, чьи жизни небрежно перестроили. Все это было абстракцией, числами в их головах. Марти не видел в этом смысла. Власть над условными состояниями – лишь мечта о власти, но не сама власть.

На третий день, когда все уже не могли выдумывать новые уловки и молились о чудесном воскресении из мертвых, на которое не было и намека, Марти столкнулся с Биллом Тоем, увлеченным жарким спором с Двоскиным. К его удивлению, Той, увидев проходящего мимо Марти, окликнул его, прервав разговор. Двоскин, нахмурившись, поспешил прочь, оставив Тоя и Марти разговаривать.

– Ну, незнакомец, – сказал Той, – как поживаешь?

– Я в порядке, – сказал Марти. Той выглядел так, словно давно не спал. – А ты?

– Выживу.

– Есть идеи, что происходит?

Той криво усмехнулся.

– Понятия не имею, – сказал он. – Я никогда не был денежным мешком. Ненавижу эту породу. Хорьки.

– Все говорят, что это катастрофа.

– О да, – сказал он невозмутимо, – я думаю, так оно и есть.

Лицо Марти вытянулось. Он надеялся услышать слова утешения. Той уловил его дискомфорт и понял причину.

– Ничего ужасного не случится, – сказал он, – до той поры, пока мы будем вести себя уравновешенно. Ты не потеряешь работу, если тебя это тревожит.

– Такое действительно пришло мне на ум.

– Выкинь из головы. – Той положил руку на плечо Марти. – Если бы я думал, что все так плохо, я сказал бы тебе.

– Я знаю. Просто начинаю нервничать.

– А кто не нервничает? – Той крепче сжал Марти. – Что скажешь, если мы вдвоем отправимся в город, когда худшее останется позади?

– Я бы с удовольствием.

– Ты был в казино «Академия»?

– У меня никогда не было денег.

– Я отвезу тебя. Мы потеряем часть состояния Джо за него, ага?

– Звучит неплохо.

Тревога все еще не сходила с лица Марти.

– Послушай, – сказал Той, – это не твоя драка. Понимаешь? Что бы ни случилось с данного момента, это будет не твоя вина. Мы совершили несколько ошибок на этом пути и теперь должны заплатить за них.

– Ошибок?

– Иногда люди не прощают, Марти.

– И все это, – Марти обвел рукой весь цирк, – потому что люди не прощают?

– Ты уж поверь. Это лучшая из возможных причин.

Марти вдруг пришло в голову, что Той в последнее время стал аутсайдером, он уже не та ключевая фигура в мировоззрении старика, какой был раньше. Объясняло ли это кислое выражение, появившееся на его усталом лице?

– Ты знаешь, кто за это в ответе? – спросил Марти.

– А что может знать боксер? – сказал Той с явной иронией, и Марти вдруг понял, что этот человек знает все.

Дни паники растянулись на неделю без признаков ослабления. Лица советников изменились, но нарядные костюмы и умные речи остались прежними. Несмотря на приток новых людей, Уайтхед все более небрежно относился к мерам безопасности. Марти все реже бывал со стариком; кризис, казалось, вытеснил из папиной головы мысли об убийстве.

Этот период не обошелся без сюрпризов. В первое же воскресенье Куртсингер отвел Марти в сторону и стал обольщать: произнес продуманную речь, которая началась с бокса, перешла к удовольствиям от физической близости между мужчинами и закончилась прямым предложением денег. «Всего полчаса, ничего особенного». Марти за несколько минут до признания Куртсингера догадался, чем это пахнет, и приготовил вполне вежливый отказ. Они расстались весьма дружелюбно. Если отбросить подобные забавы, это было время апатии. Ритм жизни в доме нарушился, а установить новый не представлялось возможным. Единственное, что позволяло Марти сохранить рассудок, – держаться как можно дальше от дома. Он много бегал на той неделе, часто гоняясь за своим хвостом по всему периметру поместья, пока не наступала фуга истощения, и он мог вернуться в свою комнату, пробираясь через хорошо одетые манекены, слонявшиеся в каждом коридоре. Наверху, за дверью, которую он с радостью запирал (чтобы не впускать их, а не чтобы не выпускать себя), он принимал душ и спал долгие часы глубоким сном без сновидений, который ему так нравился.

У Карис такой свободы не было. С той самой ночи, когда собаки нашли Мамуляна, ей иногда приходило в голову поиграть в шпиона. Почему это произошло, она не знала. Она никогда особо не интересовалась тем, что происходит в Приюте. Более того, всячески избегала контактов с Лютером, Куртсингером и остальными членами отцовской когорты. Однако теперь ее без предупреждения одолевали странные побуждения: пойти в библиотеку, на кухню или в сад и просто наблюдать. Она не получала никакого удовольствия от этого занятия. Многое из услышанного не могла понять; гораздо больше было просто пустых сплетен финансовых торговок рыбой. Тем не менее она сидела часами, пока не утоляла смутный аппетит, а потом уходила, возможно, чтобы послушать очередную дискуссию. Некоторые собеседники знали, кто она такая, а тем, кто не знал, она представлялась наиболее простым образом. Как только ее полномочия были установлены, никто не подвергал сомнению право присутствовать здесь.