Клайв Баркер - Проклятая игра [litres]

Марти колебался.

– Быстрее, парень…

– Принимаю.

Одновременно с этим словом зверь уловил их запах. Он навострил уши, повернул голову и увидел людей. На мгновение лис был ошеломлен неожиданностью и застыл, затем побежал. Несколько ярдов он удалялся от них по тропинке, никуда не сворачивая и на ходу поднимая пятками опавшие листья. Затем без предупреждения скользнул в укрытие деревьев слева . Никаких сомнений в победе.

– Молодец, – сказал Уайтхед, снимая перчатку и протягивая руку Марти. Встряхнув ее, Марти почувствовал покалывание, как от фишек в выигрышную ночь.

Ктому времени как они вернулись, дождь пошел сильнее. В доме воцарилась долгожданная тишина. Очевидно, Перл, не в силах терпеть варваров на своей кухне, закатила истерику и отправилась восвояси. Хотя она и ушла, нарушители спокойствия казались пристыженными. Их болтовня перешла в шепот, и лишь немногие приблизились к Уайтхеду, когда он вошел. Те, кто это сделал, быстро получили по шее.

– Ты еще здесь, Манро? – сказал старик одному подхалиму; другому, который совершил ошибку, сунув ему пачку бумаг, он спокойно предложил ими подавиться. Они добрались до кабинета с минимумом помех. Уайтхед отпер стенной сейф.

– Уверен, ты предпочтешь наличные.

Марти изучал ковер. Хотя он честно выиграл пари, выигрыш его смутил.

– Наличные – это хорошо, – пробормотал он.

Уайтхед отсчитал пачку двадцатифунтовых банкнот и протянул ему.

– Наслаждайся.

– Спасибо.

– Не благодари, – сказал Уайтхед. – Это была ставка-ординар. Я проиграл.

Наступило неловкое молчание, пока Марти убирал деньги в карман.

– Наш разговор… – сказал старик, – …должен остаться в строжайшей тайне, ты понимаешь?

– Конечно. Я бы ни за что…

Уайтхед поднял руку, чтобы остановить его протесты.

– В строжайшей тайне. У моих врагов есть агенты.

Марти кивнул, будто все понял. В каком-то смысле так оно и было. Возможно, Уайтхед подозревал Лютера или Перл. Даже Тоя, который внезапно стал персоной нон грата.

– Эти люди ответственны за мои нынешние финансовые проблемы. Все это тщательно срежиссировано. – Он пожал плечами, его глаза превратились в щелочки. «Боже, – подумал Марти, – я не хотел бы оказаться тем, кто перейдет дорогу этому человеку». – Меня такие вещи не волнуют. Если они хотят спланировать мое крушение, пусть так и делают. Но не хотелось бы думать, что мои сокровенные чувства им доступны. Ты понимаешь?

– Этому не бывать.

– Нет. – Он поджал губы – холодный поцелуй удовлетворения.

– Насколько я понимаю, ты уже познакомился с Карис? Перл говорит, вы проводите время вместе, верно?

– Да.

Уайтхед ответил деловитым тоном, который был целиком и полностью фальшив.

– Она кажется стабильной бо`льшую часть времени, но, по сути, это представление. Боюсь, ей нездоровится уже несколько лет. Конечно, с ней работали лучшие психиатры, которых можно купить за деньги, но, боюсь, ничего хорошего из этого не вышло. Ее мать кончила так же.

– Вы хотите сказать, я не должен с ней видеться?

Уайтхед выглядел искренне удивленным.

– Вовсе нет. Дружеское общение может пойти ей на пользу. Но, пожалуйста, имей в виду, что она очень беспокойная девушка. Не принимай ее заявления слишком серьезно. В половине случаев она сама не понимает, что говорит. Ну, я думаю, это все. Тебе лучше пойти и расплатиться со своей лисой.

Он мягко рассмеялся и прибавил:

– Умный зверь.

Те два с половиной месяца, что Марти провел в Приюте, Уайтхед казался настоящим айсбергом. Теперь пришло время подумать о пересмотре этого описания. Сегодня он увидел совсем другого человека: косноязычного, одинокого, говорящего о Боге и молитве. Не только о Боге. Последний вопрос, который он так небрежно задал: «А дьявол? Ты когда-нибудь молился ему?»

Марти почувствовал, что ему вручили гору фрагментов головоломки, и все от разных портретов. Фрагменты дюжины сцен: Уайтхед блистает среди своих приспешников или сидит у окна, наблюдая за ночью; Уайтхед-властелин, повелитель всего зримого, или делающий ставки, как пьяный швейцар, на бег лисы в ту или иную сторону.

Последний фрагмент озадачил Марти сильнее всего. В нем, как он чувствовал, был ключ, который мог объединить разрозненные образы. У него возникло странное ощущение, что ставка на лису была подделана. Невозможно, конечно, и все же, все же… Предположим, Уайтхед может положить палец на колесо рулетки в любое время, когда захочет, и даже мизерная вероятность того, побежит лиса вправо или влево, ему доступна. Мог ли он знать будущее до того, как оно наступит, – вот почему фишки вызывали покалывание в пальцах? – или он сам его творил ?

Более раннее «я» сразу отвергло бы эти тонкости, но Марти изменился. Пребывание в Приюте изменило его, странные речи Карис тоже. Во многих отношениях он был более сложным, чем раньше, и часть его жаждала возвращения к ясности черно-белого. Но он чертовски хорошо знал, что такая простота была ложью. Опыт состоял из бесконечных двусмысленностей – мотивов, чувств, причин и следствий, – и если он хочет победить в подобных обстоятельствах, должен понять, как работают эти двусмысленности.

Нет, не победить. Здесь нет ни побед, ни поражений. По крайней мере, в том смысле, который он воспринимал раньше. Лиса побежала влево, и в кармане у него лежала сложенная тысяча фунтов, но он не испытывал того восторга, как когда выигрывал на скачках или в казино. Черное перетекало в белое и наоборот, пока добро и зло не становились почти неотличимы друг от друга.

Той позвонил в поместье в середине дня, поговорил с разгневанной Перл, которая как раз собиралась уходить, и оставил сообщение для Марти, чтобы тот позвонил ему по номеру в Пимлико. Но Марти не перезвонил. Тою стало интересно, передала ли Перл сообщение, или Уайтхед каким-то образом перехватил его и не дал перезвонить. Как бы то ни было, он не поговорил с Марти и чувствовал себя виноватым. Он обещал предупредить Штрауса, если события пойдут плохо. Теперь так и случилось. Возможно, никто ничего не замечал; тревога, которую испытывал Той, была порождена инстинктом, а не фактом. Но Ивонн научила его доверять сердцу, а не голове. В конце концов все должно рухнуть, а он не предупредил Марти. Возможно, поэтому ему снились кошмары, и он просыпался с воспоминаниями об уродстве, мелькающими в его голове.

Не всем дано пережить молодость. Некоторые умирают рано, став жертвами собственной жажды жизни. Той в свое время был опасно близок к такому. Впрочем, тогда он ничего не понимал – был ослеплен новыми морями, которые ему открывал Уайтхед, не задумываясь, насколько смертоносными могут оказаться эти воды. Он повиновался желаниям великого человека с беспрекословным рвением, не так ли? Ни разу не отказался от своего долга, каким бы преступным тот ни выглядел. Разве стоит удивляться, что после стольких лет те самые преступления, совершенные столь небрежно, безмолвно преследуют его? Вот потому он и лежал в липком поту рядом со спящей Ивонн, и одна фраза кружила под сводами его черепа.