Клайв Баркер - Проклятая игра [litres]

Он встал на ноги, сильно запыхавшийся, но невредимый, и побежал по залитому лунным светом саду к задней калитке. Она была заперта на висячий замок, но ему удалось перелезть через нее с легкостью – адреналин разогнал мышцы. Погони не было слышно, и когда он оглянулся, увидел, что толстяк еще стоит у французских окон, наблюдая за его бегством, словно не имея возможности броситься следом. Охваченный внезапным возбуждением, Той помчался прочь по узкому проходу, который пролегал вдоль задней части всех садов, заботясь лишь о том, чтобы увеличить расстояние между собой и домом.

Только добравшись до улицы, фонари которой начали гаснуть, потому что над городом забрезжил рассвет, Той понял, что он совершенно голый.

Марти лег спать счастливым человеком. Хотя было еще много такого, чего он не понимал, много, чего старик – несмотря на обещания объяснить, – казалось, с удовольствием скрывал. В конце концов, все это не его дело. Если папа решил хранить секреты, пусть будет так. Марти наняли присматривать за ним, и, судя по всему, он выполнял свои обязанности, к удовлетворению хозяина. Результаты сказывались в тайнах, которыми старик поделился с ним, и в тысяче фунтов под его подушкой.

Эйфория мешала уснуть: сердце Марти, казалось, билось в два раза чаще обычного. Он встал, накинул халат и решил выбрать фильм, чтобы отвлечься от дневных событий, но боксерские ленты угнетали его, порнография тоже. Он спустился в библиотеку, отыскал космическую оперу с загнутыми уголками страниц, затем проскользнул обратно в свою комнату, сделав крюк на кухню за пивом.

Когда он вернулся, Карис была в его комнате, одетая в джинсы и свитер, босая. Она выглядела изможденной, старше своих девятнадцати лет. Улыбка, которую она ему подарила, была слишком театральной, чтобы убедить.

– Не возражаешь? – спросила она. – Только я услышала, как ты бродишь по дому.

– Ты что, никогда не спишь?

– Не часто.

– Хочешь пива?

– Нет, спасибо.

– Садись, – сказал он, сбрасывая стопку одежды с единственного стула. Однако она опустилась на кровать, оставив стул для Марти.

– Мне нужно с тобой поговорить, – сказала она.

Марти отложил выбранную книгу. На обложке красовалась обнаженная женщина с флуоресцентно-зеленой кожей, появившаяся из яйца на планете в лучах двойного солнца.

– Ты понимаешь, что происходит? – спросила Карис.

– Происходит? О чем ты?

– Ты не почувствовал в доме ничего странного?

– Например?

Ее рот обрел свою излюбленную форму: уголки губ опустились в раздражении.

– Даже не знаю… это трудно описать.

– Попробуй.

Она заколебалась, как ныряльщик на краю доски в вышине, затем решительно прыгнула в воду.

– Тебе знакомо слово «сенситив»?

Он покачал головой.

– Это человек, который может улавливать волны. Психические волны.

– Читать мысли.

– В некотором роде.

Он бросил на нее уклончивый взгляд.

– Ты умеешь это делать?

– Не «делать». Я ничего не делаю. Это больше похоже на то, что делают со мной.

Марти откинулся на спинку стула, сбитый с толку.

– Будто все становится липким. Я не могу от этого избавиться. Слышу, как люди разговаривают не шевеля губами. Большинство их разговоров бессмысленны: просто мусор.

– И это то, о чем они думают?

– Да.

Он не нашелся, что сказать в ответ, кроме того, что сомневается в ней, а это было не то, что девушка хотела услышать. Она пришла за утешением, не так ли?

– Это еще не все, – сказала она. – Иногда я вижу фигуры вокруг человеческих тел. Неясные очертания… что-то вроде света.

Марти подумал о человеке у забора и о том, как из него сочился свет, или, по крайней мере, ему так показалось. Однако он не перебивал ее.

– Суть в том, что я чувствую то, чего не ощущают другие. Не думаю, что это свидетельствует о моем особом уме или чем-то подобном. Я просто делаю это. И последние несколько недель что-то чувствую в доме. У меня в голове появляются странные мысли, ниоткуда; я вижу… ужасные сны. – Она замолчала, понимая, что описание становится все более расплывчатым и продолжение монолога может повлечь утрату той куцей убедительности, какой удалось добиться.

– Тот свет, о котором ты сказала, – проговорил Марти, следуя путем воспоминаний.

– Да?

– Я видел кое-что похожее.

Она подалась вперед.

– Когда?

– Человек, который сюда вломился. Мне показалось, что я вижу исходящий от него свет. От его ран, я полагаю, и от глаз, рта.

Карис увидела, как он пожимает плечами, не успев договорить; будто боится заразы.

– Не знаю, – сказал Марти. – Я был пьян.

– Но ты что-то видел.

– Да, – согласился он без всякого удовольствия.

Она встала и подошла к окну. Вся в отца, подумал он, обоим дай лишь повод постоять у окна. Пока она смотрела на лужайку – Марти никогда не задергивал шторы, – он мог вдоволь глядеть на нее.

– Что-то… – проговорила она. – …Что-то.

Грациозно согнутая нога, смещенный центр тяжести ягодиц; отражение лица в холодном стекле, сосредоточенность на загадке – все это его заворожило.

– Вот почему он больше со мной не разговаривает, – сказала она.

– Папа?

– Он знает, что я чувствую, о чем он думает, и ему страшно.

Наблюдение завело в тупик: она начала раздраженно постукивать ногой, от ее дыхания стекло то и дело заволакивало туманом. Затем, ни с того ни с сего, она сказала:

– Ты знал, что у тебя фиксация на сиськах?

– Что?

– Ты все время на них смотришь.

– Да ни хрена подобного!

– А еще ты врун.

Он встал, не зная, что сделать или сказать, пока не произнес эти слова. Наконец, когда от смущения стало трудно дышать, только правда показалась подходящей.

– Мне нравится смотреть на тебя.

Он коснулся ее плеча. В этот момент, если бы они захотели, игра могла прекратиться; нежность была на расстоянии дыхания. Они могли воспользоваться случаем или отказаться от него: продолжить обмен колкостями или забыть. Время на миг застыло, ожидая указаний.

– Малыш, – сказала она. – Хватит дрожать.

Он придвинулся на полшага ближе и поцеловал ее в шею. Она повернулась и ответила на поцелуй, ее рука скользнула вверх по его спине, чтобы обхватить затылок, будто для того, чтобы ощутить вес его черепа.

– Наконец-то, – сказала она, когда они отдалились друг от друга. – Я уже начала думать, что ты чересчур джентльмен.

Они упали на кровать, и она перекатилась, чтобы оседлать его бедра. Не колеблясь, потянулась к поясу его халата. Он наполовину затвердел под ней и чувствовал себя стесненно, словно в ловушке. И еще им овладела застенчивость. Она распахнула халат и провела ладонями по его груди. Его тело было плотным, но не тяжелым; шелковистые волосы росли от грудины вниз по центральной бороздке живота, огрубевая по мере спуска. Она немного привстала, чтобы освободить его пах от халата. Его член тотчас же поднялся с четырех до полудня. Она погладила его снизу: он ответил ей судорожным трепетом.