Ричард Лаймон - Дикарь [ЛП]

Я предполагал, что меня ожидает какая-то запасная комната. Но она привела меня в свою собственную. Мы зашли туда, и она осторожно закрыла дверь, так что та не издала ни звука. Возле кровати горела лампа.

— Тут тебе будет гораздо удобнее, — сказала Сара, понизив голос.

— Это же твоя кровать, — ответил я.

— Здесь хватит места нам обоим.

С этими словами она подошла к кровати, сбросила тапочки и забралась на нее. Завернувшись в одеяло, она передвинулась к краю.

— Я принесла твою пижаму, — сообщила она. Вытянув руку, она указала на стул, стоявший у стены. Моя фланелевая пижама, аккуратно сложенная, висела на спинке.

Что ж, раздеваться перед Сарой я не горел желанием, несмотря на то, что она была постоянным гостем во время моих омовений. Ведь тогда я сидел в ванне, полной воды. Так что я погасил лампу прежде чем выскользнул из своих похоронных одежд и влез в пижаму.

Я устроился под одеялом, улегшись на спину поближе к краю матраса, чтобы не беспокоить свою соседку. Выпитый ром слегка затуманил голову, но я чувствовал себя столь непривычно, лежа на одной кровати с Сарой, что заснуть все равно не удавалось. Сердце не успокаивалось, и меня даже слегка потряхивало, хотя в постели было тепло и уютно.

Вскоре рука Сары нащупала мою и слегка сжала ее.

— Я так рада, что ты здесь, — прошептала она.

— Тут намного удобнее, чем в кресле, правда? — сказал я.

— Ты единственный, кто у меня остался.

Когда она это произнесла, я испугался, что она расплачется. Но этого не произошло. Она резко повернулась ко мне и шепнула:

— Обними меня. Пожалуйста.

Я повернулся набок, положил руку ей на спину, и она прижалась ко мне.

— Все будет хорошо, — сказал я, желая ее утешить. Еще больше мне хотелось с помощью разговора отвлечься от собственных ощущений. Ее голова касалась моей шеи, ее дыхание щекотало меня. Мы вытянулись таким образом, что она прикасалась ко мне всем телом до коленей.

Между нами не было ничего, кроме ночных рубашек. Сквозь одежду я чувствовал, как горяча ее кожа, отчетливо ощущал каждый ее вздох, каждый удар ее сердца.

— Все будет хорошо, — вновь сказал я, поглаживая ее спину, — Вот увидишь.

Вскоре стало ясно, что разговорами делу не поможешь. Я отстранился от нее, надеясь, что она не догадается о причине этого.

— Ведь скоро ты найдешь себе мужа, — продолжал я, — и у вас будет целая куча детишек.

— Если бы так.

— Подожди немного и увидишь.

— Поздновато мне, Тревор. Я никогда не выйду замуж. Я так и останусь старой девой.

— Не говори так. Да в городке, небось, человек пятьдесят, не меньше, мужчин, которым ты нравишься. Например, Генри из универсального. И тот парень, который держит аптеку. Я заметил, как они на тебя…

— Мне будет двадцать семь в октябре.

— Это не старость. Ты же еще и красивая. Я ни одной женщины в городе не видел, что могла бы тебя превзойти.

— Ты такой хороший, Тревор. — Она поцеловала меня в шею. Поцелуй отозвался дрожью во всем теле.

Я попытался не думать об этом.

— Если ты постараешься, — торопливо продолжал я, — не сомневаюсь ни на грош, что тебя возьмут замуж еще до лета. Совершенно не сомневаюсь. Я тебе помогу. Мы тебе отличного парня подберем, и…

Ее рот начал действовать. Она подарила мне поцелуй, но это был не обычный поцелуй, короткий и нежный. На этот раз, она впилась своими губами в мои. Она дышала на меня, приоткрыв влажный рот. Так меня никогда не целовали!

Пока наши губы были соединены поцелуем, она начала извиваться, прижимаясь ко мне. Я ничего не мог поделать, кроме как начать извиваться самому.

Ни разу в жизни не чувствовал я такого невероятного возбуждения. Ближе всего был случай со Сью в том переулке, но, во-первых, она была незнакомкой, во-вторых, ближе мне по возрасту, в-третьих, на нас было больше одежды и, наконец, она не была и вполовину так хороша, как Сара. Сью были нужны мои деньги и вещи, а что нужно Саре я не вполне понимал.

В общем и целом, я чувствовал себя одновременно разгоряченным, готовым взорваться, но при этом растерянным и смущенным.

В таком положении мы провели какое-то время, но в конце концов Сара выпустила меня из объятий. Я подумал, что это все. Испытал ужасное разочарование, но вместе с тем и сильное облегчение. Я вытер рот и постарался успокоить дыхание.

Это было не все.

Она села на кровати и набросила на нас одеяло. Получилось здорово, потому что под одеялом было очень тепло. А затем она стянула с себя ночную сорочку. Я мог отчетливо видеть ее тело в лунном свете, проникавшем в окно. Ее кожа была матово-белой, словно молоко, а по лицу гуляла неверная тень.

Став на колени позади меня, она принялась снимать с меня пижаму. Я придержал ее за запястья.

— Тебе будет гораздо удобнее без нее, — прошептала она.

Я уже запаниковал и судорожно искал способы остановить ее.

— В доме людей, как сельдей в бочке, — сказал я и вдруг подумал, почему она ждала этой ночи все то время, что мы были в доме одни, с тех пор, как увезли тела. Возможно, она не сразу догадалась о такой возможности. А может быть, она просто привела меня сюда для сна и не рассчитывала на такое сближение. — Что если кто-нибудь войдет?

В ответ на это она слезла с кровати, подошла к двери и повернула ключ в замке.

— Теперь мы в безопасности, — сказала она. — Завтра нужно будет аккуратно выйти из комнаты, вот и все.

Она вернулась в постель. Забравшись на нее, она не встала рядом со мной на колени, а уселась мне на ноги. Я чувствовал, как ее ноги касаются моей кожи.

Бедра у нее были широкими и выглядели гладкими, словно сливки. Там, где они смыкались, было черно. После Труди я знал, что эта чернота — волосы. Выше этого места она была бледной и стройной, маленькой точкой чернел пупок и виднелись два темных пятна, которыми оканчивались груди. Грудь у нее была больше, чем у Труди, больше, чем могло показаться, когда Сара была одета.

Она поднесла мои руки к ним и сама наклонилась вперед. До ее грудей по-прежнему было трудно дотянуться, но уже не настолько. Она положила мои руки на них. На ощупь они были теплые и слегка влажные. Я в жизни не гладил ничего столь же гладкого. Ни атлас, ни бархат, ни шелк не шли ни в какое сравнение. Соски гладкими не были. Они были выпуклыми и сморщенными, с упругим торчащим бугорком посередке. Однако что-то в них возбуждало даже больше, чем гладкие места.

— Ты… никогда не был с женщиной… да? — полузадушенно произнесла она

— Нет… вот так — нет.

— Сожми.

Я сжал. Сара стала извиваться и стонать. К этому моменту мы оба изрядно вспотели, и мои пальцы соскользнули с ее груди, отчего в памяти мгновенно всплыло, как Уиттл пытался поднять грудь Мэри с пола, а она была вся в крови и все время выскальзывала у него из рук. Не успев сообразить, что делаю, я отдернул руки с такой поспешностью, будто обжегся.