Ричард Лаймон - Дикарь [ЛП]

Она затряслась от сдавленного смеха.

— Это не гадость, дорогой. Это твоя любовь. Ты наполнил меня своей любовью.

— А это… так и должно быть?

— Конечно, конечно.

Что ж, это стало порядочным облегчением.

Она снова принялась меня целовать. Мало-помалу моя любовь начала вытекать из нее. Она пачкала меня и стыла на коже, но я не обращал на это внимания, ведь Сара была горячей и вела себя так, будто я доставил ей самое большое удовольствие в жизни.

Я чувствовал к ней тоже самое.

[1] Ближе, Господь, к Тебе (англ. Nearer, My God, to Thee) — английский христианский гимн XIX века, написанный английской поэтессой Сарой Флауэр Адамс в 1841 году.

[2] Тэпс (Taps) — сигнал горна, играемый при отбое, во время церемоний с флагом и на военных похоронах в США.

Глава 23

ПРЕКРАСНЫЕ ВРЕМЕНА

Не успели мы и глазом моргнуть, как начали по новой. На этот раз я был сверху. Теперь я знал, чего ожидать и не боялся. Единственной неожиданностью было то, что на этот раз кончилось все не так быстро. У меня оказался отличный шанс погрузиться в процесс и насладиться им как следует.

Когда мы закончили, то натянули одеяло на голову и тесно прижались друг к другу.

— Я тебя безумно люблю, дорогой, — прошептала она.

— Ты просто потрясающая, — ответил я.

Она негромко засмеялась, ее нежное дыхание щекотало мне лицо.

— Жаль только, что мы не делали так все эти месяцы.

Она снова засмеялась, затем крепко обняла меня:

— Конечно не делали. Не при дедушке и бабушке же.

— А им и ни к чему было бы знать.

— Я не могла так рисковать. Они бы вышвырнули тебя из дома. Кроме того…

Она замолчала, поэтому я спросил:

— Что, кроме того?

— Я… боялась тебя отпугнуть. Я боялась даже подумать о том, что потеряю тебя. Этой ночью я так и подумала. Что лишилась тебя. Ну, когда ты отшатнулся от меня.

— Все дело в Уиттле.

— Лечение, похоже, сработало.

— А то.

— Нас ждут прекрасные времена.

Утром я оделся и выскользнул из комнаты Сары не замеченный никем из гостей. В тот же день оставшиеся отбыли восвояси.

Дом опустел и оказался в полном нашем распоряжении.

Мы не говорили о том, что было ночью. И не повторяли произошедшего. Но я мог с уверенностью сказать, что она не забыла об этом. Вела она себя не так, как обычно. Не сводила с меня глаз и старалась быть поближе, когда мы делали что-то по дому. Она постоянно дотрагивалась до меня, но не каким-то интимным способом — точно так же она могла бы дотронуться до лучшего друга. Еще она не могла перестать разговаривать. Она без умолку болтала о том, о сем и смеялась над всем, что бы я ни сказал.

Я чувствовал себя повзрослевшим и счастливым, хоть иногда и нервничал слегка, представляя, что будет дальше.

После ужина мы отправились в гостиную. Она усадила меня в генеральское кресло, затем забила одну из его трубок и запалила ее, улыбаясь мне и втягивая пламя внутрь. Когда трубка разгорелась как следует, она протянула ее мне и уселась у моих ног, прислонившись к ним. Я пыхтел трубкой. Время от времени я принимался гладить ее по волосам, а она поворачивала голову и смотрела на меня.

Единственный свет в комнате исходил от камина.

Все дышало непередаваемым спокойствием и уютом.

Когда табак в трубке кончился, Сара поднялась с пола и потянула меня за собой. Напевая медленный спокойный мотив, она принялась танцевать со мной. Мы находились как раз перед огнем. Места в комнате было мало, все было заставлено мебелью, так что в той или иной степени мы оставались на одном и том же месте, держась друг за друга и наворачивая круги.

Было приятно и немного возбуждающе скользить в танце вместе с ней и время от времени целоваться.

Один мотив у нее сменял другой. После пяти или шести мелодий она принялась расстегивать мне рубашку прямо в танце. Мы раздели друг друга наощупь и отбросили тряпки в сторону. Затем мы продолжили танцевать, как и прежде. Только ощущалось это несколько по-другому.

Я чувствовал, как она прижималась ко мне гладкой горячей кожей, скользя по мне. В иной момент мы танцевали достаточно далеко друг от друга, так что только ее соски касались моей груди, а я слегка тыкал пальцем ей в живот. Иногда мы сплетались тесно-тесно. Рука, которую я держал у нее на спине, скользила вниз и сжимала ягодицы, мягкие, но неизменно напрягающиеся при каждом шаге. Она делала тоже самое.

В конце концов танцы нам наскучили. Мы стояли, извиваясь, целуясь и гладя друг друга до тех пор, пока уже не могли сдерживаться и закончили на коврике у камина.

Потом мы поднялись наверх, отлично провели время в ее постели, и легли спать.

Утром она разбудила меня поцелуем, так же, как много раз делала раньше. Я открыл глаза и обнаружил ее в ночной рубашке, растянувшейся на кровати.

— Твоя ванна, готова, милый, — сказала она.

Мои халат и тапочки она принесла к себе в комнату. Она вышла из комнаты, как делала обычно. Я надел халат и тапки, спустился вниз, встретив ее на кухне, и погрузился в ванну.

Как обычно, она принесла мне кофе. Я сидел в ванне, потягивая его, пока она, по обыкновению, сидела рядом.

— Сегодня поедем в город. Мне нужно повидать нашего адвоката.

— Адвоката?

— Он перепишет дом на меня.

— Дом?

— Ага. Дом и все остальное. Я единственная дедушкина наследница, само собой. У него было приличное состояние. Не то что бы он заработал кучу денег. Просто получил значительную сумму от своей семьи.

— Рад это слышать. Значит, проблем с деньгами у тебя не возникнет.

— Вообще никаких.

Я подумал, не попросить ли чуть-чуть повысить мою зарплату, раз уж она собралась немного разбогатеть. Однако я не хотел показаться жадным. Кроме того, такой вопрос лишний раз напомнил бы ей, что моя цель — купить билет в Англию, если мне, конечно, представится такая возможность.

Сидя в ванне с чашкой кофе, я отчаянно хотел забыть о возвращении домой.

Мне совершенно не хотелось уезжать от Сары.

Тем не менее, дом мой был в Англии, и иногда я ужасно скучал по матушке.

Я переживал за нее. Она не ответила ни на одно письмо из тех, что я послал ей за последние месяцы. Я не получил ни единой весточки, не считая телеграммы перед самым Рождеством.

Это озадачивало и беспокоило.

Порой я воображал, что с ней случилось какое-нибудь несчастье. Однако это казалось маловероятным. Дядя Уильям и тетя Мэгги наверняка знали, где я нахожусь и известили бы меня, случись с матушкой какая беда. Но почему тогда она мне не пишет? Это было на нее не похоже, и не проходило дня, чтобы я не ломал над этим голову.

— Тебя что-то гнетет? — спросила Сара. Видимо, она заметила мой унылый вид.

— Снова думаю о матушке. Я боюсь.

Она нахмурилась и покачала головой.

— Ты уже должен был получить от нее письмо. Странно это все.