Ричард Лаймон - Дикарь [ЛП]

Сара вздрогнула, будто я ударил ее.

— Тревор? — Ее тихий голос прозвучал растерянно и обиженно.

— Мне ужасно жаль, — сказал я.

Она еще раз повторила:

— Тревор? — все так же жалобно.

— У тебя прекрасная грудь. Правда.

В качестве подтверждения я потянулся к ней, но мои руки снова замерли. Я вытянул их по швам.

— Это вовсе не твоя вина, — промямлил я.

Какое-то время она смотрела на меня, ни говоря ни слова. Затем она подняла ногу и слезла с меня. Перевернувшись на спину, она вытащила из-под себя подушку и положила ее себе на лицо.

Так она и лежала, вытянувшись в лунном свете, молчаливая, неподвижная, если не считать дыхания. Вскоре, однако, она начала всхлипывать. Ее страдания разрывали мне сердце. Но вид ее груди наполнял мою голову воспоминаниями о Уиттле. Я не в силах был с этим совладать и представлял его склонившимся над Сарой, отрезающим ее груди и держащим их в руках.

Я не видел его много месяцев, но он по-прежнему был здесь, терзая и меня, и Сару.

Она и так перенесла немало горя, которого совсем не заслуживала. Я закрыл глаза, чтобы не смотреть на ее грудь, перекинул руку через ее живот и погладил ее сбоку. Она слегка напряглась. Потом взяла меня за запястье. Я решил, что она хочет оттолкнуть мою руку, но она ничего не делала, просто держала. Ее живот продолжал вздыматься и опускаться под моей рукой.

Наконец, она успокоилась. Посопев и вздохнув, она произнесла, не убирая подушки:

— Ох, Тревор. Ты такой хороший. Ты простишь меня?

— Прощу тебя? За что?

— За то что выставила себя такой дурой.

— Ничего подобного.

Она отпустила мое запястье. Но руку я не убрал и продолжал поглаживать ее.

— Я не… Я была с мужчиной, но только один раз. И это было восемь лет назад. С тех пор я всегда вела себя… как леди. До этой ночи.

— Ты великолепная леди, — сказал я ей.

— Чуть получше шлюхи, — ответила она. На этот раз ее голос не звучал приглушенно. Я открыл глаза и увидел, что голову она повернула ко мне, а подушка прикрывает ее грудь. — У тебя были все причины испытывать отвращение.

— О, но я ничего такого не испытывал. Вовсе нет. Совсем наоборот

— Не лги мне.

— Все было чудесно, до того, как…

— До чего?

— Ну… — Это было не то, о чем мне хотелось бы ей рассказывать. Во рту пересохло, и я почувствовал, что краснею с головы до ног.

— Пожалуйста, скажи.

— Это довольно неприятно. По правде говоря, просто омерзительно.

— Тревор, скажи мне.

Решив, что обойти этот момент мне никак не удастся, я решил рассказать ей правду.

— Боюсь у меня был несколько неприятный опыт относительно дамской груди.

Она фыркнула, словно в насмешку.

— ЧТО?

— Уиттл. Помнишь убийцу, про которого я рассказывал, когда впервые у вас объявился?

— Человек, который украл Саблю.

— Да. Уиттл. Он отрезал груди двум женщинам. И я видел их потом.

— Господи Иисусе! — выдохнула она.

— Когда я… сжал твои… я не мог удержаться… и вспомнил.

— О, Боже. Тревор…

— Видишь, дело не в тебе.

— Бедняжка…

С этими словами она перекатилась ко мне. Я перевернулся на бок, и мы обняли друг друга. Мягкая и толстая подушка оказалась между ее и моей грудью. Она поцеловала меня, но не так, как до этого. Поцелуй был мягкий, приятный, почти материнский.

Я тут же решил, что другой способ мне нравится больше.

Лежа без одеяла и по-прежнему потея, я почувствовал холод в тех местах, где не было подушки или где мы касались друг друга. На Саре вообще не было ничего, так что ей, должно быть, приходилось еще хуже. Несмотря на все это, я не мог заставить себя сдвинуться с места, чтобы пододвинуть одеяла, поскольку лежать с ней так было очень хорошо и спокойно.

Я был рад, что сказал ей правду. Теперь она знает, что я не нашел в ней каких-то изъянов. Но имело место и еще кое-что. Когда у вас есть страшная тайна, она становится менее страшной, если с кем-нибудь поделиться ею. Особенно, если этот кто-то такой милый и хороший, как Сара.

Я задумался, что произошло бы дальше, если бы Уиттл все не испоганил.

Через некоторое время я сказал:

— Само собой, твои все еще на месте.

— Что? — переспросила она удивленно и весело.

— Твои груди.

— Конечно на месте

— Может быть, мне стоит… привыкнуть к ним.

— Что?

— Возможно, они не будут меня отталкивать.

— Я уж вижу.

— Можно мне рискнуть?

Она не ответила, но я почувствовал, как подушка соскользнула в сторону. Она положила ее под голову.

— Я буду твоим лекарством.

— Хотелось бы надеяться.

Она тихонько засмеялась, но задержала дыхание, как только я положил руки ей на грудь.

В ту ночь я привык к ним. Какое-то время Уиттл еще торчал у меня в голове, но в конце концов убрался прочь, и в комнате остались только мы с Сарой. Я брал в руки, гладил и сжимал ее груди. Я приподнимал их и встряхивал. Я зарывался в них лицом. Я чувствовал, как соски упираются мне в веки. Я лизал, целовал и сосал их.

Как только я взялся за них как следует, Сара стянула с меня пижаму.

Она металась, хныкала, стонала, хватала меня за волосы, задыхаясь, шептала мое имя, повторяя его вновь и вновь.

Так мы возились довольно долго.

Мы буквально переплелись, касаясь друг друга во всех местах, и я больше не испытывал никакого смущения.

Затем Сара оказалась сверху. Следующее, что я осознал, так это то, что ее рот прижат к моему, ее груди давят на меня, а еще она сжала меня ниже пояса. Но не руками. Я ощутил, что некая часть меня скользит в узком, мокром месте, в котором не факт, что мне пристало находиться. Чувство было просто восхитительное, однако Сара вела себя так, будто ей больно. Меня это напугало, и я попытался прекратить.

— Все в порядке, — выдохнула она.

— Я тебя ранил.

— Нет. Нет. Это где… я хочу тебя. — И тут она насадилась на меня, так что я оказался там настолько глубоко, словно она решила поглотить меня целиком.

Ну, вскоре я почувствовал, что меня вот-вот прорвет. Внезапно это и произошло. Я попытался быстро вынуть, чтобы не запачкать ее, но она сжала мой зад и не отпускала. Я не мог вынуть. Кроме того, я не мог остановиться. Ничего не оставалось делать, кроме как дать этому случиться внутри нее. То, как она дернулась и закричала, когда я разряжался, навело меня на мысль, что она расстроилась еще больше меня.

Когда все закончилось, я был готов помереть со стыда.

— Я дико извиняюсь, — сказал я.

Она, похоже расслабившись, опустилась на меня, тяжело дыша, словно вымоталась до изнеможения. Прижавшись ко мне щекой, она провела волосами по моему лицу и тяжело задышала в ухо.

— Я не хотел делать этого, — сказал я ей.

— Что делать? — прошептала она.

— Ты знаешь. Делать это. В тебя.

— Это было чудесно.

— Но я же… напустил в тебя кучу этой гадости.