Евгения Кретова - Альтераты. Соль

— Тихо ты! Не суйся!

Сквозь мутную пелену начавшегося дождя он видел, как у входа в беседку застыли двое. Не люди, а скорее тени. Бледные, будто стертые ластиком черты, серые призрачные лица обращены к Анне. В немигающих глазах — почтение и… сострадание.

В потоках черной дождевой воды, он видел, как выступившие на худых запястьях Анны кровоподтеки побледнели, будто зализанные непогодой. Хрустальными каплями падали они на каменный пол беседки, отражая в себе неживые лица стражников и белесую тень, окутывавшую девушку. Тимофей боялся пошевелиться и спугнуть наваждение. Он точно видел белое, как саван, одеяние, расшитое серебром и мелким речным жемчугом, видел легкие сапоги с чуть загнутым носком. Видел заправленные в голенища на мужской манер штаны. Светлые, будто припорошенные инеем, волосы осыпали худые плечи, путались с Аниными дредами, становясь их продолжением.

Вспышка далекой молнии выхватила из полумрака серебряное обручье на запястье: полумесяц, сломанный крест. Женщина со змеиными ногами держит в руках пшеничные колосья.

Аня шумно втянула воздух, замерла. Плечи перестали вздрагивать. Руки безвольно опустились, открывая бледное лицо. В следующее мгновение девушка обмякла и стихла.

Тимофей бросился к Ане, сгреб в широкие ладони ее руки, подышал на них, стараясь не пялиться на воспаленные запястья. Сел у ног:

— Ань, ты чего? Чё случилось-то? — голос получился заполошный, испуганный. Он старался взять себя в руки, сделал несколько глубоких вдохов, осторожно растер кожу девушки чуть выше красновато-бурых полос.

Он пригляделся к ним. Около пяти сантиметров толщиной. Кожа исцарапана поперек и изъедена до волдырей. Первая мысль — аллергия на какое-то украшение. «Девчонка вроде как рокерша, а у них всякие примочки на руках, браслеты, напульсники», — промелькнуло в голове.

Логическое объяснение нашлось, а червоточина в душе осталась. Может, из-за того, что Анна вся была изранена и избита.

Подошла Валерия, скрестив руки встала за его спиной:

— Ты видела что-то, верно?

У Ани дрогнули ресницы. Скорбная тень пробежала по лицу, осела в уголках искривленных губ.

— Не понимаю. Что со мной — не понимаю. Смех в ушах, свист кнута и удары. Адски больно, будто кожу живьем, — она всхлипнула, распахнула ворот больничной пижамы: на плечах, шее, спине алели свежие рубцы, затягиваясь на глазах ребят, покрываясь ломкой корочкой.

— Офигеть, — протянул Тим и плюхнулся на пол. Взгляд задержался на красно-черном пятне на девичьей шее. Чай, выпитый у этнографа, неприятно зашевелился в желудке: паук с длинными, вытянутыми в прыжке лапками полз к уху девушки. «Чёрт, это татушка», — приглядевшись, облегченно выдохнул. Паучиха словно живая, хотелось закричать и как минимум стряхнуть членистоногое. Тим почувствовал, как по спине пробежал липкий холодок.

Анна устало опустила голову на руки, плотнее запахнула ворот рубашки.

Взгляд молодого человека упал на промокший насквозь измятый лист с фотографией браслета. Даже в мыслях не возникло снова показать его девушке. Но вот Лера должна это видеть. Он поманил новую знакомую, показал глазами. В это невозможно было поверить, но лист был рассечен на несколько кусков, словно изрублен.

— Офигеть, — повторила за ним девушка-медиум и оглянулась в густую темноту за своей спиной. — Надо выяснить точно, действительно ли это браслет Зарины. Если он найден, значит, где-то экспонируется. Их же можно сравнить, верно? — Тим неуверенно кивнул. — Знаешь, мне кажется, за всем этим кроется какая-то страшная тайна.

Аня с трудом прислушивалась к их разговору: перед глазами еще горел образ того юноши из сна-кошмара.

Снова боль в глазах. Тонкий профиль уже растаял в солнечных бликах, оставив на губах сладко-пряный аромат мяты и земляники. Горячая мать-земля предупредила слишком поздно.

Сейчас смерть — верное спасение. Рывок, она бежит ей навстречу, к обрыву. Высокая, в пояс, рожь стелется на ветру. Полынный запах смешивается с конским потом, свист ветра скрывает хохот палачей. Все ближе. Все нестерпимее страх. Сердце сжалось в предчувствии страшного. Остановилась, руки прикрыли голову, прижали ее к коленям.

Удар обрушился на плечи внезапно, подкосил. Черная земля оказалась так близко, забила ноздри, осталась мягким песком на ладонях. Тень обрушилась еще одним ударом. Она скоро потеряла им счет, забывая дышать, пыталась отползти, укрыть слабые плечи.

Но плеть снова и снова рвала её плоть. Срывалась глухим треском над головой, отдавалась внутри глухо, с надрывом.

Женский хохот уже там, за гранью сознания, где чернота густая, словно запекшаяся кровь.

Сквозь ее липкую пелену, сдавливая виски, прорываются щетки по хай-хет с постоянно усиливающейся атакой. Четыре такта. Пятый: вступление лидирующей гитары. Завеса на бас-гитаре. Барабанная сбивка. Слова родились сами собой, словно кто-то нашептал их.

— Дамы, слушайте, — Тимофей озадаченно опустился на скамейку. — А что, если это все не просто так? Ты, Аня, не просто так приехала на море именно в тот момент, когда Лера проходит здесь лечение. И вы обе не просто так встретились и познакомились? А?

Он переводил взгляд с одного девичьего лица на другое. Нетерпеливо воскликнул:

— Ну же, Лера, ты подумай! Ведь тебя Анютке сам Бог послал… Или кто там у вас, у медиумов, посылает!

— Ты намекаешь, чтобы я провела обряд экзорцизма, — Лера не спрашивала, она иронично утверждала.

Тим пожал плечами:

— Это ж очевидно: Аньку преследует какая-то сущность. А ты с ними общаешься как здрасьте. Ты ведь знаешь способ, как прогнать то, что ее преследует? — он наклонился чуть вперед, вглядываясь в надвигающихся сумерках в тонкое лицо девушки. — Вот и давай, жахнем!

Лера прислонилась к стене беседки, скрестила руки на груди. Задумалась.

— Если хотите знать мое мнение, я всегда не очень во все это верила, — устало прошептала Скраббл. — Но после сегодняшнего я готова поверить даже в преисподнюю.

Она прикрыла глаза, перехватила запястья так, чтобы утихомирить ноющую боль. Сама не заметила, как начала раскачиваться, словно баюкая себя.

— Прекрати, — тихо приказала Лера, — не нагоняй драматизма. — Она прошла через беседку, забралась на парапет так, чтобы видеть обоих собеседников и притаившихся в отдалении призраков: те хоть и хранили молчание, но по их реакции она надеялась понять верность своих рассуждений. — Итак, что мы имеем. Первое: Скраббл что-то видит. Второе: Скраббл что-то чувствует. И это «что-то» ей сильно досаждает, и связано оно с этим браслетом и потревоженным духом. Оно может быть кем-то из погибших там тысячу лет назад, а может быть хранителем этих мест. Нам это не известно. Более того, это может быть дух корабля, который среагировал на поднятые со дна сокровища, — она выразительно посмотрела на Тимофея.