Василий Боярков - Только не в этот раз

– Трудно сказать, – вмешался в разговор Киров, – но мы не должны исключать никакой возможности и проверять все имеющие версии и мотивы. Вы лучше скажите его полные данные, а мы уже сами постараемся с ним связаться.

– Каргапольский Андрей Илларионович тысяча девятьсот восемьдесят пятого года рождения, точную дату сейчас уже и не вспомню. Но я не даже не предполагаю, что это может быть он, хотя… отец его – «Иллариоша», тот ли еще был прохвост с самой свое «бесбашенной» юности: всю свою непутевую жизнь по тюрьмам мотался. Для своих темных делишек он мог и номерок с машины стащить да потом прикарманить. Но если это все так, я сам его найду и порву: на клочки, на кусочки, на тряпочки.

Пока он так отвечал, Киров что-то усердно записывал в свой бумажный блокнот. Новобранец же открыл свою папку и достал оттуда не отличающийся большими размерами бумажный конверт. Заполнив с лицевой стороны личные данные Коргапольского, он обратился к нему самому:

– Дмитрий Степанович, у нас к Вам еще одно, несколько необычное, дело. Необходимо взять для подробных исследований пробу биологической ДНК. Это делается по той исключительной причине, что следственная группа изымает сейчас материалы, предположительно принадлежащие безжалостному маньяку. Так вот, чтобы не спутать их с Вашими выделениями во время анализа, необходимо иметь и Ваш оригинальный образец: так можно будет действовать методом исключения.

– Берите чего Вам там надо, – не совсем искренне согласился бывший десантник.

Бирюков, надев на руку всегда находившуюся при нем перчатку (так принято, чтобы не смешать изъятые пробы), аккуратно достал из конверта палочку, с нанизанной на нее ватой на обоих концах. Он протянул ее хозяину этой квартиры, попросив поводить во рту, изнутри, одним концом по левой щеке, другим – по противоположной. Закончив эту процедуру, Никита убрал добытый с таким трудом «мазок», предназначенный теперь для проведения экспертизы.

По большому счету делать в квартире более было нечего, и напарники, насколько только смогли от сложившегося у них негативного впечатления, вежливо попрощались с хозяином. Узнав в какую больницу доставили пострадавшую, оба отправились в НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского, чтобы навестить там его страждущую супругу.

Туда они прибыли тогда, когда время уже было глубоко послеполуденное. Нина Николаевна, как и положено, находилась возле реанимационной палаты, где «боролась за жизнь» ее истерзанная извергом дочь. Едва достигнув сорокалетнего возраста, она в один миг постарела лет эдак на двадцать. Кожа ее лица сильно осунулась, седые волосы слиплись и торчали в разные стороны. Голубые потухшие глаза не выражали ничего, кроме бескрайнего и безутешного горя.

Увидев подошедших к ней двух сотрудников уголовного розыска, она восприняла это, в отличии от своего полупьяного мужа, совершенно спокойно. Видя искреннее угнетенное состояние женщины, оперативники ей искренне посочувствовали.

– Как состояние дочери? – предварительно проявляя вежливость, поинтересовался Роман, – Что говорят врачи? Она сможет поправиться?

– Даже не знаю, что и сказать, – наполняя слезами глаза, всхлипывая отвечала уже немолодая по своему возрасту Каргапольская, – пока она находится в состоянии комы, а выберется ли из нее – одному Богу известно. Бедная девочка. Кому только в голову такое пришло, чтобы так жестоко ч ней обойтись? Она же никому никогда ничего плохого не делала. Была веселая, жизнерадостная, очень простая и добродушная. За свою недолгую жизнь даже «комарика не обидела».

Здесь женщина обхватила лицо руками и принялась безутешно рыдать, делая это так энергично, что невольно сотрясалось все ее тело. Душевная боль этой женщины была настолько сильной и искренней, что у самого сомнительного черствого сыщика не вызвало бы никаких сомнений, что этот человек уж точно не причастен к тому, что произошло с ее жестоко истерзанной девочкой. Но работа – это работа, поэтому хочешь не хочешь, а пришлось задавать ей вопросы. Молодой сотрудник, не зная еще, как вести себя в подобных, довольно непростых, ситуациях, слегка стушевался, поэтому разговаривать с матерью пришлось более опытному майору.

Он присел рядом с ней на кушетку и, положив руку ей на колено, полушепотом произнес:

– Успокойтесь, пожалуйста: я уверен, что Ваша дочь обязательно сможет поправиться. Тот же, кто с ней сделал такое, обязательно должен быть наказан самым безжалостным образом, поэтому помогите нам побыстрее поймать преступника, чтобы он не смог больше убивать невинных людей и калечить судьбы их родственников.

– Да, конечно… извините меня, – с трудом взяла себя в руки Нина Николаевна, растроганная радушным участием полицейского, – я совсем потеряла от горя голову. Света у нас с мужем единственный ребенок в семье, и я просто не переживу боль от ее утраты. Вы бы видели, как ее изуродовали: на ее теле совсем не осталось «живого места».

– Могу себе это представить, – признался старший оперуполномоченный, – мне довелось видеть предыдущие жертвы.

– Так что же все-таки вам потребовалось? – прервала женщина сыщика, не желая развивать эту ужасную тему.

– Мы зададим Вам всего лишь пару вопросов, – быстро согласился майор Киров.

– Спрашивайте все, что вам надо: я готова помочь в чем только возможно.

– Скажите, Нина Николаевна, Вы ведь вчерашний день были у себя на даче во Владимирской области?

– Совершенно верно. Мы с мужем были именно там.

– Тогда почему вдруг вам пришла в голову мысль внезапно, посреди ночи, вернуться домой, – посчитал нужным вмешаться в беседу Никита, не желавший в этом сложнейшем расследовании оставаться как бы не в деле, – ведь Вы же планировали отъезд только на сегодняшний вечер?

– Вы не поверите, – отвечала безутешная женщина, вновь начиная всхлипывать, тем самым абсолютно ясно показывая, что ей составляет большого труда сдерживать готовящиеся вырваться наружу рыдания, – но чувство какой-то надвигающейся страшной, жуткой, я бы даже сказала ужасной, опасности не давало мне вчера весь вечер покоя. Меня как будто что-то гнало обратно домой. Словно бы моя девочка звала меня к себе на подмогу. Как видите, материнские чувства меня не обманывали. Жаль только мы не приехали раньше, позволив извергу до такой степени надругаться над нашей, до полусмерти замученной, дочерью.

Видя полуобморочное состояние матери, опытный оперативник решил заканчивать ее «мучить», справедливо предположив, что ничего нового она поведать не сможет. Чтобы у ее мужа не возникало лишних сомнений в их, каких-то там предвзятых, намереньях, необходимо было повторить процедуру снятия проб ДНК и с его женой в том числе. К этому вопросу она также отнеслась с большим пониманием и позволила взять слюну для проведения биологической экспертизы.