Пётр Пахоменков - Юмор и мистика! Дед мой был дворником. Тайна старинной кружки

Захарыч вытер нахлынувшую слезу.

«Вот она, судьба поэта!»

Разволновавшись, он взял со стола конфету, сунул её в рот, и тут же вообразил себе полный зал восхищённых читателей. Ну, и, конечно же, любимую жену свою Антонину, которая со слезами на глазах выходит к нему из зрительного зала и восклицает:

– Матвей, ты опять сладкое ешь?

Захарыч вздрогнул и обернулся. В творческом процессе он и не заметил, как в комнату вошла жена. Антонина Григорьевна с возмущением смотрела на полупустую тарелку на его столе и продолжала возмущаться:

– Ну, дай же своему желудку хоть немного отдохнуть! Ведь ты скоро в дверь не пролезешь!

– Сам не пойму, как я эту конфету в рот положил, – попытался оправдаться Захарыч, но видимо неудачно.

Антонина Григорьевна в невиновность мужа не поверила.

– Как же это можно положить в рот, не заметив, что? – пристыдила она мужа. – А если б ты туда гайку грязную положил? Что б тогда?

– Не знаю. Но подозреваю, что мой желудок живёт отдельной от меня жизнью. Пока я занимаюсь творчеством, он жрёт, что попало.

– Значит, желудок твой виноват? Может, мне с ним тогда разговаривать, а не с тобой?

– Сомневаюсь, что он тебя поймёт.

– А вот я посажу его и тебя на диету, тогда сразу поймёт.

– Да ты что! – забеспокоился Захарыч. – На диете я долго не протяну, а мне сегодня ещё в городскую администрацию надо сходить.

– Зачем?

– Как зачем! За наградой. Ты что забыла, что я на городском поэтическом конкурсе третье место занял? Ну, помнишь, я им ещё своё стихотворение по интернету послал?

– Не помню.

– Вот ты всегда так, – возмутился Захарыч. – Всякие мелочи помнишь, а важные события забываешь.

– Тоже мне, важное событие! – усмехнулась Антонина Григорьевна. – И какую они тебе там награду дадут? Какую-нибудь бумажку, на которой будет написано, что какой-то там… чудак занял третье место! Вот если бы они тебе денег дали!

– Ты ничего не понимаешь, – парировал Захарыч. – Тут главное не деньги, а внимание.

– Что ж, если тебе моего внимания недостаточно, тогда иди! – с некоторой долей обиды произнесла Антонина Григорьевна. – Только не забудь штаны поприличней одеть, а то эти только для огородного чучела и годятся. Когда уже ты их выбросишь?

– Никогда! – категорично заявил Захарыч. – Они мне удачу приносят. Я в них все свои лучшие произведения написал. А в новых штанах меня вдохновение не узнаёт.

Антонина Григорьевна усмехнулась.

– Да оно тебя и в старых не узнаёт.

– Ну, это мы ещё посмотрим. Вот послушай лучше моё новое стихотворение. Я его только начал писать.

Антонина Григорьевна устало вздохнула.

– Ладно, только побыстрей, а то скоро дети приедут, а у меня ещё борщ не сварился.

Захарыч прокашлялся и торжественно изрёк:

– Биография поэта… Ну, как название?

– Название, как название. Где-то я его уже слышала.

– Слышала, слышала! – рассердился Захарыч. – Я ж не один пишу стихи, поэтому и слышала.

– Ну, хорошо, давай дальше.

– Итак, «Биография поэта»…

«Дед мой был дворником, папка колхозником,

Я же всю жизнь ямщиком прослужил…»

– Что скажешь?

– И это всё? – с недоумением спросила Антонина Григорьевна.

– Пока всё. Я же говорил, что это только начало. Ну, так как?

– Да, никак. Ерунда какая-то.

– Почему это ерунда? – расстроился Захарыч.

– Да, потому что на дворе уже двадцать первый век. Кругом компьютеры, люди в космос летают, а ты, видишь ли, ямщиком на лошади почту развозишь. Не смеши людей!

– Чудная ты, ей-богу. Это ж я образно, – запротестовал Захарыч. – У тебя что, воображения нет?

– Есть у меня воображение. Но ведь ты биографию пишешь, а не сказку, и значит, должен писать так, как было на самом деле, а не воображать.

Захарыч задумался. Критика жены показалась ему убедительной.

– Ты лучше вот так напиши, – немного подумав, сказала Антонина Григорьевна:

«Дед твой был дворником, папка колхозником,

Ты же на почте всю жизнь прослужил».

Захарыч с удивлением посмотрел на супругу.

– А знаешь, пожалуй, ты права.

– Я всегда права, – гордо объявила Антонина Григорьевна. – Только не забудь ещё добавить, что служил ты на своей почте за копеечную зарплату и провалялся всю жизнь на диване перед телевизором.

– Добавлю, если не забуду. Ты мне лучше скажи, где мои новые штаны?

– Да вон они на диване валяются, – махнула рукой Антонина Григорьевна. – Тоже, наверно, отдельной от тебя жизнью живут.

В комнату заглянула младшая дочь Воробьёвых, Мария.

– Мам, – крикнула она в комнату, – у тебя борщ всю плиту залил.

– Ой! – воскликнула Антонина Григорьевна. – Мой борщ! Ну, стоит только на минутку отлучиться, и на тебе!

В это же мгновение Антонина Григорьевна хлопнула мужа по руке, которая, воспользовавшись суматохой, потянулась к конфетам.

– Хватит на сегодня сладкого! – воскликнула Антонина Григорьевна и, выхватив со стола тарелку с конфетами, побежала на кухню. Мария тоже хотела последовать за матерью, но отец её остановил.

– Маша!

– Что?

– Зайди на минутку!

– Зачем? – насторожилась Мария.

– Зайди, узнаешь, – настойчиво произнёс Захарыч.

Мария с явным неудовольствием вошла в комнату.

– Опять что-нибудь сочинил? – пробурчала Мария. – Пап, у меня итак дел полно.

– Да не тарахти ты. Никуда твои женихи не денутся. Присядь-ка лучше вот сюда.

Захарыч пододвинул дочке стул, и когда она присела, с важным видом произнёс.

– Вот послушай! Биография поэта!

– Ну, ёпэрэсэтэ! – простонала Мария. – Я так и знала!

– Цыц! – прикрикнул на дочь Захарыч. – Мне твоё мнение важно узнать! Понятно?

– Понятно!

– Тогда слушай:

«Дед мой был дворником. Папка колхозником,

Я же на почте всю жизнь прослужил…»

– Ну как?

– А это всё?

– Пока всё.

Мария с облегчением выдохнула.

– А я-то думала, ты мне поэму решил прочитать.

– Ну, а мнение твоё какое?

– Положительное! Отлично написано! А главное коротко и ясно.

– Ты что, смеёшься?

– Ничего я не смеюсь. Сам ведь как-то маме говорил, что краткость – это сестра таланта!

– Ну, это я ей говорил, когда она мне о вреде сладкого лекцию читала. Ты же знаешь, если она об этом начнёт высказываться, то её не остановишь.

– Знаю. Но у тебя, правда, хорошо получилось. Пап, ты у нас просто гений! Ну, я пойду, а-а?

– Ладно, иди, – махнув рукой, пробурчал Захарыч.

Семён вернулся домой уставшим и задумчивым.

– Почему так долго? – спросила Вера Матвеевна.

– Блуждал по миру и думал о жизни, – шутя, ответил Сеня.

– Ох, сынок, – вздохнула Вера Матвеевна, – ты бы лучше поменьше думал, да побольше учился.

Семён усмехнулся.