Сергей Пузырев - Приют последней надежды

Действительно, вся эта идея с возможностью умереть от руки загадочного убийцы пугала меня до жуткой сковывающей внутренности боли. Но мне пришлось бы соврать, сказав, что вместе с тем я нисколько не заинтригован, и настолько безразличен к возможным неприятностям, что адреналин, бурлящий в крови, не призывает меня (хоть и тихо) бросаться грудью на амбразуру, рискуя собственной жизнью. Кто-то сказал, что жизнь – игра. И я склонен с ним согласиться. Но, когда риск начинают преподносить как нечто обыденное, опасность вдруг превращается в скучную банальность, поданную к завтраку вместе с яичницей глазуньей и тостом с джемом.

Именно об этом я подумал, когда услышал предостережения Мисаки. И был готов озвучить свои мысли на этот счет, если бы не увидел ее наполненное серьезностью лицо. В глазах больше не плясали светлячки, а светлая фарфоровая кожа лица лишилась своего румянца. Светлый образ Аматэрасу сменился, на образ куда более темный, образ, наполненный болью и печалью.

Солнце скрылось за огромным облаком, нависшим над нами, и наш уютный уголок погрузился в полумрак. Птицы, трель которых до того разносилась по всей оранжереи, стихли, и теперь я и Миса сидели в тишине погруженные в вязкое напряжение, возникшее между нами. Мне вдруг стало зябко, а сердце забилось чаще. В какой-то момент, мне даже показалось, что я увидел знакомый силуэт, в тени сплетенных меж собой лиан глициний. И постарался отогнать эти мысли. Мне сейчас не до них. И лучше научиться сдерживать позывы окунуться в омут памяти.

– Простите, я не хотела Вас пугать, – робко произнесла девушка, отпуская мою руку, которую до того она крепко сжимала.

Ей удалось меня отвлечь. И образ, что предстал перед моими глазами, развеялся в облаке пыли.

– Вы и не напугали. Скорее ввели в замешательство своими словами.

– Я понимаю. Действительно, понимаю, насколько это может банально прозвучать. Но Вы должны знать, что в Приюте есть силы, которые не заинтересованы в том, что делаем мы.

– Так Вы о Кардинале что ли?

Как я и сразу не подумал об этой стерве. Конечно, Амелия вполне могла запугать и Мису.

– Амелия то? – девушка ожила и слегка повеселела. – Ох, нет. Поверьте, она является наименьшей из возможных проблем.

– Тогда кто же несет большую опасность, чем эта безумная женщина? Убийца, о котором предупреждал Густав?

Или может это сам Густав?

– Я бы сказала, что названный убийца, скорее темная лошадка. Я пока не знаю, чего от него ожидать. Я его не чувствую. Хоть и не уверена, что должна. Это сложно объяснить, но я не ощущаю у постояльцев явных намерений убивать.

Явных намерений? Интересная формулировка. Значит ли она, что кто-то до конца еще не определился?

– Тогда может это Густав? – спрашиваю я, и понимаю, что делаю это слишком с большим энтузиазмом.

– Нет, – уверено отвечает мне девушка.

Я вопросительно смотрю на нее.

– Густав, возможно, единственный, кто по-настоящему хочет, чтобы мы отсюда выбрались, – пояснила свою уверенность Миса. – Так думает Мисаки… Так думаю я. Нет, дело не в живых людях… Не стоит меня расспрашивать о большем. Прошу Вас. Я пока не готова ответить, – девушка сложила руки на коленях и опустила голову.

Она выглядела встревожено. Этот разговор явно не доставлял ей удовольствие, и я решил, что нет никакого смысла продолжать его.

Вчера ночью, когда мы крались по галерее в оранжерею, Мелани вела себя похоже. Она понимала и чувствовала больше, чем могла нам рассказать. Отсюда была ее скованность и неуверенность. Персонажи этих девушек обладают некоторым даром. Можно ли его расценивать, как читерство? Ведь с ним им должно быть будет проще разобраться, что к чему.

Или сложнее?

Солнце вновь выглянуло над нашими головами. Мой озноб прошел, и внутри оранжереи вновь стало душно.

– Как бы там ни было, – обратился я к девушке, – если Вам будет нужна моя помощь, можете всегда смело рассчитывать ко мне. И пусть темные тучи сгустятся надо мной, но я приду Вам на помощь.

– А Вы очень храбры, Артур, – Миса улыбнулась в ответ.

Ее слова меня удивили. Настолько ли я храбр, как хочу казаться? Я прислушался к своему внутреннему голосу. Говорят, первый ответ, возникший в голове, и будет верным. Однако мой внутренний голос молчал. Ему было безразлично.

– Не стоит ошибаться на мой счет, возможно, я просто пытаюсь Вам понравиться.

– Если так, то это странно, – она улыбнулась.

– Почему?

– Вы мне уже нравитесь.

И тут мои щеки обожгло румянцем. Я покраснел, как красна девица, и засмущался, словно школьник в период полового созревания. Откуда только эта приторная скромность? Боже, должно быть в тот момент я выглядел особенно неловко. Казалось бы, просто теплые слова, а как вывели меня из равновесия. Я растерялся. Мне нужно было сказать что-то в ответ (А нужно ли было?), но на помощь мне пришел, как часто это бывает в книгах, его величество случай. А именно звон разбитого стекла, который неожиданно раздался справа от нас.

– Я пойду, посмотрю, в чем причина, – предупредил я свою спутницу и, встав с лавочки, с головой нырнул в кусты рододендрона.

Безопасно ли оставлять Мисаки одну? Наверное, да. Все же днем ей ничего не должно угрожать. Хотя, в оранжерее излишне тихо. Неужели никто из постояльцев не заинтересовался таким прекрасным местом? Правда, я до конца не представлял себе размеры этого крытого дендрария, так что не исключено, что где-то там на другом конце оранжереи кто-нибудь и есть. Но, я не знаю, можно ли считать это фактом безопасности? Будем надеяться, что да. Не хотелось бы мне найти еще одно тело.

Может показаться, что я вечность бежал к тому месту, откуда донесся шум, но нет. Прошла буквально минута, как я оказался на знакомой мне открытой поляне. Вчера ночью здесь на покрывале, сотканном из кровавых ликорисов, под сенью высоких исполинов-деревьев мы обнаружили обезглавлено женское тело.

Никогда не считал себя впечатлительным, но картина, которую я увидел ночью, настолько сильно отпечаталась на хрупких стенах моего разума, что стоило мне оказаться на том же месте, как в памяти рефлекторно начали всплывать сцены прошедшей ночи и накладываться на окружающую меня действительность.

Дополненная реальность в чистом виде!

Ночь, сменила день. Темные оттенки окрасили листья растений, алые цветки ликорисов покачивались от легкого дуновения ветра, создавая красные волны, несущие на себе изломленное, безголовое тело девушки. Ветер в ушах шумит все громче, волны алого моря усиливаются, подбрасывая тело убитой, словно корабль, попавший в шторм. До меня доносится треск дерева.

Или костей.

Я встряхнул головой и зажмурился. Это лишь иллюзия. Право же, со мной творится что-то странное. Нужно взять себя в руки.