Сергей Пузырев - Приют последней надежды

Однако треск повторяется. Я прислушиваюсь и слышу удаляющийся стук каблуков по каменной плитке. Он доносится со стороны дорожки ведущей к выходу.

Там кто-то есть!

Я бросаюсь на этот шум. Но останавливаюсь, как только узнаю скрывшийся в зелени низкорослых пальм силуэт. Мелани. Но что она тут делала?

Я не стал ее окликать. Вместо этого, переводя дыхание, вернулся на поляну, где меня уже ждала Мисаки. Она стояла спиной ко мне и разглядывала, что-то у себя под ногами. Мое появление напугало ее. Вздрогнув, она обернулась, но, увидев меня, слабо улыбнулась. Однако в глазах ее читалась тревога.

– Артур, я решила, что Вам может грозить опасность и последовала за Вами, – обратилась она ко мне, развернувшись в пол оборота. – Я почувствовала чье-то нестерпимое отчаяние. Предсмертное отчаяние…

Она говорила тихо и подавлено.

– Не стоило волноваться я…

Девушка отошла в сторону, и открыло моему взору то, что я сразу и не заметил. Разбитый аквариум. Один из таких я видел ночью. В таких аквариумах Мари держала своих пауков.

Я подошел ближе.

Небольшой прямоугольный аквариум лежал на боку, на краю каменной плитки, обрамляющей клумбу ликорисов. Видимо, он разбился при падении от удара о камень.

Мисаки присела. Она видела что-то еще, что мне пока было не доступно. Девушка протянула свои руки, отогнула несколько цветочных стебельков и осторожно подняла в ладонях что-то с земли.

Это был паук!

Он был среднего размера, сверху густо покрыт буро-рыжими волосками и полностью помешался в маленьких ладонях Мисы.

Паук лежал спокойно и не шевелился, но даже так он мог нести в себе опасность.

– Осторожнее, – обратился я к девушке, выразив свои страхи. – Его яд может быть опасен.

– Не волнуйтесь, – печально ответила она. – Даже, если бы он хотел, то не смог бы причинить мне вреда. Но он и не хочет.

Она и его чувствует?

– Он умирает, – продолжила девушка. – Это его отчаяние я почувствовала.

– Мне жаль.

– Мне тоже, но мы уже ничем не сможем помочь ему.

Вчера тут умерла его хозяйка, а сегодня он сам. Круг замкнулся…

Круг! Точно! Как я мог забыть о нем! О кольце!

Я запустил руку в карманы брюк и вместе с переложенным из пиджака скарабеем достал то самое кольцо, которое отобрал ночью у паука. О, надеюсь, это были разные пауки.

Скарабей меня сейчас не интересовал, поэтому я убрал его обратно в карман. А вот кольцо мне хотелось рассмотреть получше.

Золотое. Широкое. Судя по размеру, мужское. Внутри гравировка «Да защитит тебя Святой Иштван».

Уж не венгерский ли святой этот Иштван?

– Я хочу похоронить его, – слова Мисы отвлекают меня. – Выберу самый красивый розовый куст и прикопаю его под ним.

– Вам нужно с этим помочь?

– Нет, спасибо, – Мисаки тепло улыбнулась. – Тем более, Вы, я чувствую, настроены на что-то другое.

И она была права.

Попрощавшись с ней и спрятав кольцо в карман, я направился прочь из оранжереи. У меня появились вопросы к моим «друзьям» и мне были нужны ответы.

Тяжело вздохнув, я упал в объятия своей мягкой, словно облако, кровати.

И ведь каких-то минут сорок назад я был полон решимости прижать Мелани и Штефана к стенке, своим продуманным (на самом деле нет) перекрестным расспросом.

А что сейчас?

А сейчас я обессиленный, с набитым пузом после сытного обеда валяюсь на кровати и пялюсь в потолок.

Хотите знать, как я докатился до такой жизни?

Что ж, обо всем по порядку.

Как вы помните, я покинул свою новую знакомую по имени Мисаки и отправился на поиски своих сердечных «друзей». Именно так. Со скобками. В свою защиту хочу заметить, что это не я увязался за ними, прося включить в свою пати, не я стал навязывать им свое общение, а потом скрываться и вытворять всякие странности. А они. Отсюда и легкое пренебрежение, которое, как мне кажется, я волен использовать, упоминая о них. Тем более сейчас, когда они так мне нужны, а вместо этого словно сквозь землю провалились.

Я обошел все доступные мне комнаты, посетил лазарет, где Фрау Доктор не преминула справиться о моем здоровье, побывал в овальном бальном зале с зеркальными потолком и полом, в задымленной опиумными парами чайной комнате, выполненной в китайском стиле, и в мужском туалете на втором этаж, но, ни Мелли, ни Штефана так и не нашел.

И вот, когда я разочарованный в собственных силах направлялся к себе в комнату, приятный женский голос из развешенных до дому динамиков объявил о том, что настало время обеда и все желающие могут спуститься в столовую, чтобы перекусить.

«Вот он, мой звездный шанс», – подумал я про себя, понадеявшись, что хоть на обеде смогу пересечься с этой неуловимой парочкой, но нет. В столовую они так и не спустились. Мисаки тоже не пришла. Зато была Амелия со своей безумной делегацией миньонов-фанатиков, которые очевидно приводили в ужас тех нескольких постояльцев, кто еще не присоединился к ним. Заметив меня в моем тихом, темном уголке, Амелия кисло улыбнулась и, что-то прошептав одной из девушек, что следовали слева от нее, заняла место во главе стола, стоящего у огромного камина. Никаких действий Кардинал предпринимать не стала, однако краем глаза я видел, как она периодически косилась на меня, от чего мне становилось не по себе. Из-за ее колких взглядом пришлось есть быстрее, практически не пережевывая пищу, и в итоге она вся встала колом у меня в животе. Закончив, таким образом, с трапезой, я поспешил скрыться с глаз Кардинала, поднявшись к себе в комнату.

И почему я так сильно привязываюсь к людям?

Все же это слишком наивно с моей стороны, зная наперед, чем закончится любая дружба, как верный пес махать хвостом перед первым встречным-поперечным. Как бы я не был нелюдим и независим, как бы мне не нравились люди, в своем видовом исполнении, стоит кому-нибудь проявить хоть малейшую заинтересованность во мне, как я вижу в нем доброго друга и верного товарища. Мимолетная улыбка или дружественное рукопожатие – вот она малая цена моего доверия. Вот он мой гештальт.

Ты нуждаешься в друзьях.

А вот они во мне нет. Никогда не нуждались.

Даже, когда ты пытался быть хорошим другом .

Может в этом и дело? Я слишком старался понравиться, порой создавая лишь иллюзию заинтересованности, когда на самом деле не испытывал большого интереса. Говорил приятные слова, поддерживал в сложных ситуациях, принимая их точку зрения, хотя сам мог думать иначе. Мне приходилось прятаться, скрывать свое собственное Я за толстыми стенами конформизма. Мне казалось это правильным. Разве не так должны поступать близкие люди?

А должны ли?

Теперь я в этом не уверен. Да и как оказалось, это не очень-то и помогает. Люди чувствуют ложь. Неискренность, слетевшая с губ, лишь с виду похожа на невесомое пёрышко. В реальности она куда тяжелее и весомее. Однажды коснувшись человека, она оставляет незаметные, но смертельные раны. Причем потери несут с обеих сторон.