Михаил Парфенов - Истории Ворона [сборник litres]

Сердце екнуло, Катерина заторопилась, увидев разноцветные палатки у среза воды. Неужели успела? Радость сменилась тревогой. Туристический лагерь после рассвета должен кипеть. Сборы, суматоха, опухшие страдальцы в очереди на опохмел. А здесь тишина. Катерина сунулась в первую попавшуюся палатку. Внутри – смятые спальники, синяя куртка, расческа, открытая косметичка. И в следующих пусто, ни единой души. Разбросанная одежда, консервные банки, пачки лапши, разворошенные рюкзаки. Люди уходили в дикой спешке, бросая самые необходимые вещи. Мертвых тел и кровавых пятен не наблюдалось, а потому оставались призрачные шансы на счастливый финал. Катерина подошла к старой расщепленной иве, макающей в озеро плетки гибких ветвей. В буграх узловатых корней чернело свежее пепелище. М-да, полудурки сами подписали себе приговор. Каждому, идущему в Лес, растолковывают – боже упаси, никакого огня. Лес может вытерпеть многое, но не огонь. На щелчок зажигалки или сигарету не среагирует, но при виде большого пламени в настоящую ярость впадет. Идиоты, долбаные идиоты. Раньше люди были другие, умели слушать и понимать, но теперь все самые умные, как на подбор. Что хотят, то и творят. А Семка Куликов всегда был мягкотел, вот и не смог запретить. Хотя, может, недоглядел. Городским захотелось походной романтики. Что бы после этого ни случилось, оно заставило пироманов кинуть пожитки и убежать. Теперь ищи…

В озеро упала капля, пустив легкую рябь по воде. Угу, только дождя не хватало. Дождь в Лесу может идти по нескольку суток, превращая чащу в размокшую, зловонную хлябь. А где дождь, там и туман, а в густом тумане прячется самое страшное. Лесной туман несет только смерть.

Катерина машинально подняла глаза и почувствовала, как земля ушла из-под ног. Капало не с неба, капало с ивы. В кроне, раскинув руки, висел Семка Куликов: изорванный, выпотрошенный, вспоротый от паха до середины груди. Внутри ни органов, ни кишок, лишь скобленая кожа и покрытый запекшейся кровавой слизью хребет. Заготовка для чучела. Катерина инстинктивно сделала два шага назад. Эх, Семка, Семка, бедовая голова. Леса никогда толком не знал, боялся всего, по краешку всякий хлам собирал, а тут погнался за длинным рублем и пропал.

Катерина с трудом оторвала взгляд от распятого мертвеца. Что тут случилось – гадать смысла нет. Ее лихорадило. Если Семка погиб, группа где? Без проводника, без опыта, без знаний в Лесу верная смерть. Она заметалась по лагерю, остро ощущая ужас и боль пропавших людей. Проводники с сотней выходов за плечами, и те гибли здесь пачками или сходили с ума, а тут кучка пижонов, и обычный-то лес видевших только в детстве, а может, и вовсе в кино.

В прибрежной грязи наполнялись мутной влагой отпечатки подошв, уходящие вдоль узкого ручейка. Их оказалось неожиданно много. А это странно. Перепуганные гибелью Семки люди должны были разбежаться в разные стороны, а эти кучно ушли. Тут варианта два – или это законспирированная группа спецназа ФСБ, что маловероятно до крайности, или нашелся пастух, сумевший удержать всех в узде. И удержать силой, уговоры тут помочь не могли. Становилось все интересней. Заваруха произошла вчера вечером, итого часов восемь назад. За ночь мышки далеко уйти не могли, Лес не самое подходящее место для романтических прогулок при полной луне. Ночью в Лесу прячутся или охотятся, третьего не дано.

Катерина двинулась по ручью, сосредоточенно глядя под ноги. Начался темный ельник, пахнущий прелью и свежей смолой. На ковре из порыжелой хвои расплывались круги из бледных, сочащихся черной слизью грибов. Попался затоптанный окурок и две обертки от шоколадных батончиков. Свиньи. А свиней легче искать.

Голоса она услышала, отмахав километра три по захламленной буреломом и валежником чаще.

– Заблудились! – сказал мужской голос с нотками паники.

– Эмчеэсников надо вызывать, – вторил заплаканный женский.

– Сидеть, – резко ответил другой мужчина, и по властным манерам Катерина опознала толстомордого наглеца Лазарева.

– Но Павел Сергеич…

– Я сказал нет!

Нашла! Обрадованная и крайне довольная собой, Катерина выбралась из зарослей и тут же пожалела, угодив под прицел. Давешний белобрысый ухажер развернулся на звук, приложил к плечу помповый дробовик и резко скомандовал:

– Стой, где стоишь!

– Стою. – Катерина миролюбиво подняла руки.

Толсторожий Павел Сергеич замер на полуслове. Второй охранник, быковатый и лысый, сидел на корточках, держа оружие между ног. Под деревьями вповалку лежали уставшие люди. От городского лоска не осталось следа: одежда порвана и измызгана грязью, осунувшиеся лица, пустые глаза. Их уже начало охватывать тупое, вязкое безразличие. Лес вытягивал силы, ломал волю и исподволь, незаметно, подтачивал разум. Она быстро пересчитала по головам: один, два, три, одиннадцать. И оторопела. Этого попросту не должно было быть. Без проводника за ночь должна была погибнуть минимум половина. А эти живые. Перепуганные, растерянные, но живые. Препоганейший знак. Лес затеял игру.

– Ты? – Белобрысый расслабился.

– Я, – улыбнулась Катерина.

Белобрысый опустил ствол, совершив самую фатальную ошибку из всех возможных в Лесу. Здесь все не то, каким кажется. На счастье этого идиота Катерина была Катериной.

– Подъем! – скомандовала она. – Погуляли и хватит, пора по домам.

Горе-туристы обрадованно загомонили.

– Никто никуда не пойдет, – сказал Лазарев, растягивая слова.

– Поспорим?

– Нам надо к капищу.

– Так иди, – кивнула Катерина.

Она подошла к людям, сбившимся в кучу, и протянула руку худенькой девочке с черными подглазинами на половину лица. Ребенок шмыгнул простуженным носом и подал дрожащие пальцы.

– Не трогай! – Лазарев коршуном вцепился Катерине в плечо.

– Папа. – Девочка была слабой и вялой.

– Тихо, доченька, тихо, – заворковал Лазарев. – Я с тобой.

– О ребенке подумай, придурок, – попыталась образумить Катерина горе-отца.

– Я здесь ради нее! Убери эту бабу, Олег!

Белобрысый послушно шагнул и оттер Катерину плечом, буркнув:

– Отойди.

– А то что?

– Рот закрой, сука. – Лазарев, не выпуская дочь из объятий, ударил наотмашь.

У Катерины сверкнуло в глазах, голова дернулась, щека полыхнула огнем. Туристы притихли. Сраное стадо. Она выпрямилась и веско сказала:

– А вот это ты, гнида, зря.

– Ну зачем так, Павел Сергеич? – несмело вступился Олег.

– Пусть свое место знает, и ты свое знай, – ощерился Лазарев и ткнул Катерине пальцем в лицо. – Будешь делать, что я прикажу. Вовремя подоспела, нечего сказать. У нас как раз проводники кончились.

– Что с Семеном? – напряглась Катерина.

– Не знаю, – помрачнел Лазарев. – Мы костер развели, он потушить пытался и вдруг пропал в темноте. От криков до сих пор кровь в жилах стынет. Мы всё побросали и убежали, еле удалось людей удержать.