Виталий Конеев - Гнев Бога

Ирод Антипатр оживлённо спросил:

– А правда ли, Латуш, что Клеопатра любила моего отца Ирода Великого?

– Да, государь, он был единственным из мужчин, кого она любила.

Тиберий повернулся к Антипатру и тихо сказал:

– Я боюсь этого чародея. У него на рогах сено. – Он указал пальцем на дверь и громко добавил: – Как и того мерзавца, который слушает нас в коридоре.

За дверь прозвучали удаляющиеся шаги.

Тиберий прошёл по залу, задумчиво глядя в пол и поигрывая пальцами, спросил египтянина:

– Ну. А что ты скажешь о моей будущей жизни? Где и когда меня ожидает смерть?

– Тебя убьёт Калигула.

Тиберий ожидал такой ответ. Но услышав этот страшный приговор от человека, которому он верил, задрожал и вскрикнул, схватив себя за горло:

– Но за что меня убьёт этот гадёныш?

– Ради того, чтобы стать Цезарем.

Принцепс тяжело вздохнул. По его лицу скатились обильные слёзы. Он сел на ложе и, сжав голову руками, трудно сказал:

– Да, это судьба…Я всегда что-то предчувствовал, глядя на этого выродка. Я раньше думал, что если стану Цезарем, то наконец ко мне придёт душевное спокойствие, исчезнут враги, народ будет любить меня. Но вот я Цезарь, а врагов ещё больше, а народ ненавидит меня. – Он вскочил на ноги и как слепой метнулся по залу, сметая на пути кадки с цветами и столы, ударил себя в грудь кулаком. – Как жить, когда вокруг злоба?! – Он остановился и, грозя кулаком в сторону города, яростно воскликнул: – О, я не таков, чтобы прощать кому-либо! Я буду говорить, как говорил Август: «Ты должен умереть!» Получайте меня таким, каким вы создали меня в собственном своём воображении! – Он цинично рассмеялся. – Тем более, что таким быть проще и не стоит усилий…– И тут же Цезарь умоляюще простёр руки в сторону астролога. – Но скажи, Латуш, можно ли изменить свою судьбу?

– Нет. Это не дано людям.

– Каким я останусь в глазах людей после смерти?

– Страшным тираном. Люди будут петь и смеяться, когда узнают, что ты убит. Они разобьют и осквернят все твои статуи. А Правительство объявит месячное молебствие по случаю твоей смерти.

Цезарь метнул на египтянина грозный взгляд.

– О, Латуш, как ты говоришь? И не боишься, что я прикажу казнить тебя за такие слова?

– Нет, не боюсь.

Тиберий неторопливо прошёл по залу, задумчиво глядя перед собой. Рассказ Латуша подтвердил слова Ливии: прислужником он не будет. А если кто-либо из врагов Цезаря сумеет извлечь египтянина из Мамертинской тюрьмы и воспользуется его даром предвидения, его ловкостью, то…

Тиберий вскрикнул от внезапной мысли и хлопнул себя по влажному лбу. Калигула! Вот кто со временем воспользуется прорицанием Латуша!

Принцепс стремительно шагнул к астрологу, вперил в него пристальный взгляд и, чувствуя облегчение от того, что этот опасный человек полностью зависел от его власти, с мягкостью в голосе сказал:

– Я доволен тобой, Латуш. Но я не могу тебя отпустить, и не могу оставить здесь. Остаётся один выход. Знаешь ли ты его?

– Да, Цезарь, знаю. И я им уже воспользовался.

Ответ египтянина был дерзким, как и всё его поведение

– Тем лучше, – пробормотал Тиберий сам себе и, досадуя на то, что астролог смел дерзить ему, повелителю вселенной, он, зло посмеиваясь, спросил: – Вот как. Ты шутишь перед смертью, которая стоит у тебя за спиной?

Латуш молчал. Цезарь с добродушной улыбкой на лице дал знак палачу. Тот ударил чародея ножом в сердце. Узник, гремя цепями, рухнул на пол.

Тиберий наклонился, вглядываясь в лицо хрипящего человека, и вдруг испуганно отступил назад, удивлённо вскрикнул:

– Но это не Латуш!

Глава девятнадцатая

Ночные улицы Рима никогда не были безлюдными, и это несмотря на то, что с наступлением сумерек на улицах появлялись шайки разбойников, которые подстерегали небольшие группы римлян, одиноких любовников, которые возвращались домой или шли на свидания.

Короткие, шумные схватки, звон мечей и кинжалов, крики о помощи заставляли горожан покрепче запирать свои двери домов и ворота. Впрочем, большинство горожан не обращали внимания на то, что происходило ночами на улицах оп той причине, что люди привыкли видеть смерть. А если сами подвергались нападению, то бились до конца, как и подобало истинным римлянам

Та кривая улочка, что тянулась от иудейского квартала, внезапно расширялась недалеко от центра города. От неё под прямым углом уходила в сторону прямая дорога. Она вела к одному из лагерей претория. На перекрёстке этих улиц, в глубине портика, словно скрываясь от яркого лунного света, стояли небольшими группами пятнадцать человек, закутанные в плащи. Люди нетерпеливо посматривали в сторону иудейского квартала, а потом бросали взгляд на противоположную сторону площади, где из-за небольшого храма выглядывали Ефрем и Захарий. Они ждали Иуду.

Юлия-младшая, приёмная дочь Тиберия, попросила молодого центуриона проводить её в синагогу, где она любила молиться в ночной тишине. Бывшая блудница, полюбив и потерпев душевную катастрофу, стала верующей.

Здесь на площади в одном из домов ещё один человек ожидал появление Иуды. Это была Иродиада. Она слышала просьбу Юлии, обращённую к центуриону и, зная, что он вернётся в лагерь по этой улице, хотела убедиться, что он вернулся один. Впрочем, она верила, что поглядывала в окно с целью полюбоваться на яркую низкую луну, поэтому Иродиада поставила у подоконника кресло и, откинувшись на спинку, стала внимательно созерцать ночное светило. Однако едва вдали зазвучали быстрые шаги, как молодая женщина немедленно глянула в ту сторону.

Захарий и Ефрем отчаянно замахали руками, подавая знак своим наёмникам. Те вынули из-под плащей мечи и настороженно стали смотреть на идущего преторианца. Тень портика не позволяла наёмным убийцам оставаться незамеченным тем, кто в эти минуты шёл по залитой ярким жёлтым светом площади навстречу своей гибели.

Едва Иуда вступил в намеченную убийцами точку, как они с трёх сторон, стараясь не шуметь, бросились на него и появились перед ним настолько внезапно, что он, подняв голову, изумлённый их нападением, скорее движимый страхом и ужасом молниеносно метнулся на землю. Перевернулся несколько раз и вскочил, выпрыгнул из полукруга, уже держа в руке свой короткий меч.

Убийцы, смущённые ловкостью преторианца, обескуражено переглянулись, понимая, что перед ними человек – увы – не слабый.

Ефрем и Захарий, видя, что наёмники в нерешительности замерли, начали щёлкать пальцами и, не выдержав, крикнули:

– Эй, вы там! Вы уже получили треть! Неужели вы не хотите получить остальное?!

Наёмники бросились вперёд, стараясь окружить преторианца. Но он, не ожидая, когда за его спиной могло замкнуться кольцо, сам рванулся навстречу убийцам, нанося быстрые удары. Иуда раз за разом вырывался из плотного окружения и мог бы легко убежать прочь, но это ему не приходило в голову.