Денис Игнашов - Memento Finis: Демон Храма

– Катары, «совершенные», альбигойцы, – вслух напомнил я себе об исторической канве события. – Южно-французские еретики, выступавшие против католической церкви и проповедовавшие жёсткий дуализм мира. Для них всё материальное было порождением дьявола, и только в самом отрицании любых предпочтений материальной жизни можно было найти спасение… Интересная и трагическая история… – Я рассматривал запечатлённые на картине старые полуразрушенные стены замка, венчающие высокую скалу, и пытался мысленно сравнить их с видом замка, изображённого на графическом рисунке.– Ты была во Франции?

– Я была там на стажировке… Ладно, пойдём за стол. – Карина решительно взяла меня за руку и потянула к выходу из комнаты.

Выйдя в коридор, Карина на минуту открыла дверь последней комнаты:

– Это комната отчима.

Зелёные обои, большие, до потолка книжные шкафы, полностью заставленные книгами, письменный стол и цветастый диван, явно контрастировавший с кабинетной классикой библиотеки. Это всё, что я мог заметить.

– Вообще он не любит, когда в его отсутствие заходят в комнату. Он тебе сам потом покажет свою библиотеку. Это предмет его особой гордости, – сказала Карина, закрыв дверь.

Мы расположились в гостиной за круглым столом. Я открыл бутылку вина, Карина принесла свой пирог. Это был чудесный штрудель из вишни и яблок. Карина, только чуть-чуть пригубив вина, налила себе чаю и с большим волнением смотрела, как я пробую пирог.

– Тебе нравится? – смущённо спросила она, наблюдая, как я, проглотив один немаленький кусочек штруделя, сразу же принялся за второй.

Я поспешно кивнул, потому что, заняв свой рот куском пирога, не мог ничего сказать. Пирог действительно был очень вкусным, и я, отвыкший от домашней кухни, с огромным удовольствием сметал со стола кусок за куском этого чудного кулинарного творения. Улыбающаяся Карина сидела с чашкой чая напротив и смотрела, как я ел её пирог. Мне казалось, она была счастлива. Не знаю уж почему, но женщины обычно с огромным волнением и удовольствием смотрят на то, как их любимые мужчины едят блюда, приготовленные ими, особенно если это происходит в первый раз. И в этот момент самой высокой наградой и лучшей оценкой их труда со стороны мужчины будет признание того, что еда была действительно вкусной. Для женщины это признание есть маленькое торжество в невидимом процессе завоевания любимого человека, которое создаёт гармонию и радость отношений. Загадочная женская душа. А может, и нет здесь ничего загадочного, и всё это естественно и просто, а так оно есть, потому что и должно быть так. А в этой простоте и кроется настоящее человеческое счастье.

Я остановил свою прыть в уничтожении штруделя только тогда, когда от него осталась примерно треть.

– Может, ещё? – спросила Карина.

– Уже не могу, – ответил я, допивая чай и виновато оглядывая результаты своего набега. – Я и так практически всё съел, не оставив ничего ни тебе, ни отчиму.

Карина рассмеялась.

– Я сделаю ещё один пирог. Тебе ведь действительно он понравился? – спросила она, желая услышать моё непритворное «да».

– Конечно, – абсолютно искренне сказал я, целуя Карину.

В дверь позвонили.

– А вот и Сергеич пришёл! – воскликнула Карина, бросившись в коридор открывать дверь.

Через несколько секунд в гостиную вошёл среднего роста худой сутуловатый мужчина лет пятидесяти. Это был отчим Карины. Фисташкового цвета костюм, серые волосы с заметной сединой, немного резкие, угловатые движения. Он заинтересованно оглядел меня сквозь толстые линзы своих очков в роговой оправе.

– Евгений Сергеевич, – представился он, протягивая мне ладонь, и улыбнулся. – А вы, значит, и есть та таинственная подружка… Очень рад, очень рад, – изучающе разглядывая меня, повторил он и присел за стол.

Мы познакомились. Евгений Сергеевич Станкевич показался мне на редкость добродушным, весёлым и открытым человеком. Он был филологом, специалистом по французскому и немецкому языкам, и преподавал сразу в нескольких университетах. Узнав, что я историк по образованию и пишу диссертацию, эмоциональный и чрезвычайно общительный Станкевич сразу бросился обсуждать тему моей кандидатской работы. С удовольствием поглощая остатки штруделя, не менее увлечённо он обсуждал проблемы средневековой ментальности, иногда соглашался со мной, но чаще мягко, но твёрдо поправлял меня и высказывал особое мнение. Последнее происходило так просто, незаметно и по-доброму, что я не хотел и не мог устраивать абсолютно ненужную полемику, лениво соглашаясь или, скорее, делая вид, что соглашаюсь, с доводами Станкевича. Тем не менее я не мог не оценить то, что отчим Карины был очень начитанным и образованным человеком и мог с лёгкостью высокого интеллектуала поддерживать игру мыслями и знаниями даже на чужом поле.

В то время как двое мужчин за бокалом вина обсуждали такие далёкие и такие отвлечённые темы, Карина с улыбкой молча наблюдала со стороны за нашим разговором. Я осторожно следил за ней. Казалось, она была здесь с нами, но в то же время где-то далеко – в мечтах, грёзах, может, в будущем. Взгляд её голубых глаз был задумчив и спокоен.

– Кстати, Руслан, – вдруг заметил Станкевич, – раз уж вы интересуетесь историей средневековой Европы, я хочу показать вам одну любопытнейшую книгу. Она вас должна заинтересовать, – сказал Станкевич, допивая свой бокал вина. – Пойдемте ко мне в кабинет.

Я вновь оказался в комнате отчима Карины. Небольшая комната была практически полностью заставлена книжными шкафами до потолка. Книги лежали и на диване, на столе, на подоконнике. Без сомнения, Станкевич был большой библиофил, и библиотека составляла для него особый предмет гордости. Он стал лихорадочно искать книгу какого-то французского автора, фамилию которого я не запомнил и творение которого Станкевич хотел мне обязательно порекомендовать. Когда он рылся в стопке книг на подоконнике, я с интересом рассматривал содержимое его книжных шкафов. Тут было всё. Классическая художественная литература в многотомных изданиях, современные авторы в мягком переплёте, книги по филологии и языкознанию, гуманитарная научная литература, энциклопедические словари и даже технические пособия. О многих книгах я знал, некоторые я читал, но большинство я видел впервые. С любопытством изучая корешки изданий, я вдруг натолкнулся на знакомое название. «Рыцари Храма»… Автоматически вытащив книгу, я стал её с любопытством рассматривать. То самое редкое издание, только без грифа для служебного пользования и штампа библиотеки.

– Руслан, никак не могу найти эту забавнейшую книжку. Но обещаю завтра же провести у себя ревизию и всё-таки откопать её… – Станкевич наконец отвлёкся от стопок своих книг на столе и посмотрел на меня. – Вижу профессиональный подход настоящего историка, – заметил он, увидев в моих руках книгу. – Очень редкая книжка, не во всех научных библиотеках она есть.