Сергей Еримия - Маяк туманного мыса

– Жаль тот неизвестный не побеспокоился о хлебе. Точно не помешал бы ломоть-другой, хотя, если объективно – нечего привередничать. Ешь, что дают да помалкивай!

Тушенка мгновенно победила голод, но породила новое чувство – страшно захотелось спать. Веки налились свинцом и отяжелели. Сил сопротивляться не было. Я сдался. Бегло осмотрел комнату, в надежде найти хоть что-то, что можно использовать в качестве матраца. Ничего подходящего не нашлось, потому кое-как устроился на помосте из поддонов, набросил на себя костюм, повернулся лицом к теплой печке. Перебрал несколько поленьев, выбирал одно, которое показалось наиболее подходящим на роль подушки, коснулся его щекой и моментально уснул.

Сон пришел сразу. Странный, непонятный. Мне снился я. Снилось, будто засыпаю. Будто только-только удалось забыться. Будто лишь мгновение тому назад мир перестал существовать, а последний его звук – треск углей в печке слился с безмолвием абсолютного штиля. Сквозь сон я услышал, как скрипнула, открываясь, дверь. Я, трудно понять, то ли спящий, то ли снившийся мне, попытался среагировать. Нет, точно, это тот я, который снился мне. Это он! Он попытался открыть глаза, попытался подняться, ведь даже сквозь полудрему сна ему и мне понятно – хозяин жилища вернулся. А это проблема! Мало кому может понравиться, если в твой дом забредет непрошеный гость, поужинает твоими припасами и ляжет спать у твоей же печки. Причем все это даже не поздоровавшись! Хотя, кому нужны мои приветствия? Даже и мне они ни к чему!

Глаза того меня, что снился мне, напрочь отказывались открываться, руки не желали шевелиться. Его, а через него и меня наполнила усталость, такая тяжелая, такая концентрированная, что никакие сомнительные понятия учтивости не могли заставить нас обоих вырваться из цепких объятий Морфея.

Новый звук. Шаги. Тихие, будто крадущиеся. Скорее всего, это уже у меня, в реальности, не во сне. Хотя, разве тут разберешься! Нет, точно у меня. Ведь это не сон, это явь. Настоящее это!

Тишина, в ней легкое дыхание. Наверняка тот, кто проник в помещение, меня увидел, похоже, я его заинтересовал. Да я бы и сам собой заинтересовался: грязный, голый, измученный.

Чиркнула, зажигаясь, спичка. Точно у меня это! Но запах? Нет его! Значит, во сне? Не скажу точно, но, похоже, мне удалось уговорить глаза открыться, свои, в реальности. Чуть-чуть, несильно.

Сквозь ресницы я разглядел человека. Женщина. Невысокого роста, бесформенная от огромной куртки, она, глазами синими, как море, смотрела на меня. Точно не скажу, но, похоже, ее губы шевелились, она что-то говорила, вот только что? Нет, это реальность, это точно не во сне…

Холодная сталь прикоснулась к раненой ноге. Мне тут-таки стало заметно лучше. Я ощутил укол, быстротечное мгновение боли, сменяемое просто-таки райским блаженством. Рана перестала ныть, напротив, все затмило по-настоящему райское блаженство.

Накатывающие волны подлинного спокойствия растекались по телу. Они проникли и в сон. Другой я, тот, который мне снился, тоже ощутил прилив покоя. Он улыбнулся во сне! Вот только женщина, ее размытый силуэт, нависающий надо мною, задрожал, стал еще более расплывчатым. Удивительно, но сквозь нее я отчетливо видел огонь в печке, видел, как пляшут его языки.

Удерживать тяжелеющие ресницы не было больше сил. Они упали, рухнули, закрылись, как сквозняк захлопывает дверь. Наступила блаженная тишина, ее дополнила не менее блаженная темнота. Второй я, тот, который мне снился, исчез, осталась лишь пустота. Последнее же, что удалось ощутить – прикосновение. Легкое, эфемерное, не иначе как нежные пальцы коснулись моей руки. Было или показалось? Что было сном, что явью? Никто того не ведает.

Короткий день полярной ночи

Протяжный скрип ворвался в пробуждающееся сознание. Оно, сонное и неповоротливое, на удивление быстро сориентировалось, чуточку поднатужилось, определило источник звука, проанализировало его характер и выдало результат – дверь скрипит.

«Женщина, бесформенная куртка, синие глаза, прикосновение», – в моей голове наперегонки забегали обрывки мыслей…

Скрип повторился. Навязчивый, призывный, раздражающий.

Глаза открылись и несколько раз удивленно мигнули. Абсолютной темноты, которая окружала меня до погружения в беспамятство, уже не было. Она изменилась, трансформировалась, стала менее густой, менее насыщенной, менее пугающей. Причиной разительной перемены служил рассеянный свет, пробивающийся сквозь грязное стекло маленького окошка, что в дальнем конце комнаты, за стеллажами. Вчера я его обнаружил, но не придал находке значения – темно было снаружи, какая разница, есть окно, нет его…

Удивительно, до чего же быстро блеклый, да практически неразличимый свет может поднять настроение! Доля секунды, частичка мгновения и я уже практически счастлив. Он же не сдается, он зовет, он требует, чтобы я поднимался, вставал, выбирался наружу ведь там, за стенами, еще светлее. И снова странность, я поддаюсь, я верю! Нет, на то, что меня ждет ясный и солнечный день, конечно же, рассчитывать не приходится, но средь абсолютно темноты тусклый отблеск далекого светила он синоним блаженства!

Тут-таки напомнила о себе раненная нога. Только на этот раз по-другому. Она более не ныла, задавливая остатки настроения, напротив, по всему телу от нее волнами расходилось на удивление приятное чувство исцеления. Боль, преследовавшая меня на протяжении последних дней, пропала. Ни намека! Высохла мерзкая жижа, что вытекала из глубокого пореза, рваные его края сошлись, будто склеились. Все вернулось на круги своя, более того, если бы не опухоль, можно было и вовсе предположить, что мне все снилось: боль, мучения, страхи. Да, это результат визита загадочной гостьи, никак не иначе!

Живо и на удивление ярко из недр памяти выплыла прошлая ночь. Крадущиеся шаги. Незнакомка в бесформенной куртке. Конечно, это все она. Она и только она мне помогла. Она сделала укол, она вылечила! Не забыть мне ее движений, блеска глаз цвета зимнего неба, безмолвного шепота. Точно помню, ее губы шевелись, она что-то говорила? Молилась? Читала заговоры? Не знаю, да и неважно все это.

Рука пошарила по полу, быстро нащупала спички. Яркая вспышка и отблески живого огонька забегали по стенам. В удивительно-домашнем желто-оранжевом свете керосинки я осмотрел комнату. Наклонил лампу, внимательно изучил грязные доски, местами сохранившие мрачный цвет, некогда приданный им коричневой краской. Долго смотрел, внимательно вглядывался. Поднимал лампу выше, опускал ниже изо всех сил стараясь найти хоть какие-нибудь следы пребывания ночной гостьи. Смотрел, вглядывался, но ничего подозрительного не видел…