Илья Ермаков - Особый заказ в кофейне «Полночь»

Даже на безумие…

– Что ты сказал ей? – спросил он меня, когда я захлопнул багажник «Тойоты», достав из него несколько одеял и подушек.

– Это было непросто. Правда. Сначала я вообще ничего не хотел говорить. Думал, что ночью незаметно проберусь через дом и исчезну. Но я понимаю, что она может проснуться и… она может проснуться. Если бы я сказал ей, что проведу ночь в городе с тобой, то она бы точно не отпустила. Не хватало мне потом сцен и обвинений в измене. Увольте!

– И что ты ей такого сказал, что она тебя отпустила?

Я поставил автомобиль на сигнализацию и шагнул в сторону заброшенной постройки. Я замер, взглянул на эту перекошенную мрачную вывеску с надписью: «Кофейня «Полночь», и обратился к другу:

– Правду.

– Правду?..

Он явно сомневался в моей искренности. И я бы сомневался, ведь в строгом нраве моей жены сомневаться совсем не стоит.

– Я объяснил ей, что мы должны провести ночь в кофейне, чтобы понять кое-какие моменты… она долго меня расспрашивала, дабы убедиться в моей верности. Больше всего она переживала не за то, что мы с тобой отправимся искать приключения в барах, а за то, что я сбегаю от нее, своей беременной жены, с которой не хочу проводить время.

Эр выгнул бровь.

– Ох, прошу, не заставляй меня еще и перед тобой оправдываться! Просто пойми, что она поверила истине… хотя я бы не поверил…

– Ладно, ладно, Ди, как скажешь, – Эр поднял руки, будто готов сдаться, – зная Лесю, сейчас я не могу поверить ни единому твоему слову.

– И я бы не поверил себе!

– Чудные эти женщины, когда носят в себе другую жизнь, правда?

Я вяло усмехнулся.

– Да, чудные…

Эрнест забрал из машины раскладушку, два одеяла и подушку, а потом тоже поставил свой «Форд» на сигнализацию.

– Матерь божья! – воскликнул он, взглянув на нас двоих. – Неужели, мы пришли к такому, Ди? Как ты такое допустил? Кошмар! Мы собрались спать в заброшенном проклятом доме, как два голубых бомжа!

Я не сдержал смех.

– Не преувеличивай. Представь, что эта военная разведка в тылу врага. Так лучше?

– Годится.

Убедившись, что мы взяли все необходимое, я и Эр направились в кофейню. Конечно же спать мы совсем не собирались. Нужно просто находиться здесь. Ждать. Слушать. Смотреть.

Клеопатра не приходит в первую ночь…

Придется подождать…

Возможно, нам еще предстоит повторить этот ночной рейд. Я почти уверен, что этой ночью ничего не произойдет, но надежда все же есть.

Единственный страх, сопровождавший меня сейчас, был страх безумия. Я не мог найти логичного объяснения тому, как именно все те люди сошли с ума, проведя здесь одну ночь. И вообще… что заставило их прийти сюда ночью?

Любопытство.

Оно частенько не доводит до добра. С ним нужно быть осторожным.

Мы пробрались в зал кофейни. Свалив наши вещи на барную стойку, мы решили немного прибраться, растаскав завалы, чтобы освободить место.

– Если мы и умрем сегодня, то только от того, что эта крыша рухнет на нас, – сказал мне Эр.

– Я смотрю, ты сегодня оптимист.

Вдвоем мы дружно забрасывали булыжники и мусор в разные стороны.

– Видел бы сейчас нас с тобой мой папаша… он бы точно в гробу перевернулся, – тихо выругался Эр.

– С чего это?

– «Никогда не делай глупостей, сынок. И начни с того, что перестанешь доверять друзьям, втягивающим тебя в авантюру, в которой ты сомневаешься».

– Это твой отец тебе так говорил?

– Ага! Первый раз зимой, когда мы решили скатиться с самой высокой горки. Потом… когда я приперся домой пьяный после бурной ночки… и еще раз перед свадьбой.

Ему удалось разрядить обстановку. Мне стало весело.

– Что ж… ты был точно непослушным сыном, – сказал я ему.

– Знаешь, Ди, я всегда делал то, что мне нравилось и что я хотел делать… и ни о чем не жалею.

И я ему завидую…

– Выходит, ты можешь дышать полной грудью, не так ли? Неужели, Эр, нет ничего в твоей жизни, о чем бы ты пожалел?

Оторвавшись от работы, я посмотрел на него. На меня серьезно взглянули. Эрнест ответил со всей уверенностью и решительностью:

– Ничего.

– А вот я жалею…

– Правда?! И о чем же?

– Что стал писателем… теперь от этой зависимости хрен избавишься…

Мы замерли, не сводя друг с друга взгляд. Губы Эра растянулись в улыбки, и никто не сдержался – мы дружно заразились бурным хохотом.

Мне стало так весело, что сам Эр поспешил заткнуть мой бурный поток эмоций.

– Все, Ди, давай тише… а то нас найдет подполковник Озерская и уведет к себе в обезьянник за нарушение гражданского спокойствия…

Его слова стали для нас очередной шуткой, которая подняла нам настроение.

Через десять минут мы приготовили для расчищенное место, где установили две раскладушки, накрыли их одеялом и положили подушки в изголовья. Заняв свое ложе, я включил фонарик на телефоне и открыл «Дневник расследований».

– Какой материал ты уже успел набрать? – поинтересовался у меня Эр.

Пролистав свою книжицу, я признался:

– Я записал историю кофейни, рассказы Барокко, Озерской, Усова и Лиса. Знаешь, материала много, но все равно… чего-то не хватает.

– В твоих книгах всегда чувствуется какая-то…

– Острота?

– Да! Специя, – он посмеялся, – мне почему-то в голову шло слово «специя»… именно, Ди, что-то острое, что делало твое повествование особенным.

– Развязка.

Эр повернул голову и взглянул на меня. Я лишь на мгновение оторвался от своих записей.

– Развязка, достойная хорошего сюжета, – добавил я.

– Ты всегда находил нужные слова и нужные сведения, которые позволили бы читателям как-то иначе взглянуть на общую ситуацию.

– С людьми так было… когда я писал биографии. Вся книга сводилась к тому, что я напрочь разбивал устойчивые представления людей о тех личностях. Я представлял их в совсем ином свете. Я находил в них что-то новое, чего никто не находил. Я видел в них людей… со своими страхами, переживаниями, привычками, желаниями, ходом мыслей, стремлениями и привязанностями.

Эр интуитивно молча покивал.

– Это мне нравилось больше всего, когда я писал биографии, – продолжил я размышлять вслух, – показывать известных личностей со стороны простых людей с их простыми чувствами и потребностями… каких бы высот они ни достигли, они все равно остаются простыми людьми… точно так же со всеми философами и мудрецами… все их слова остаются лишь их словами… это мнения одного человека из миллионов…

– Ты всегда отличался самобытностью, Ди, – улыбнулся мне Эр, – это меня в тебе большего всего и привлекает. Всегда привлекало… ты никогда не был похож на остальных. Ты всегда… всегда шел против толпы и добивался своего…

– Не без того, что когда-то толпа меня забивала…

– Да-да, ты прав… не без этого, но при этом ты, Ди, в отличии от других самобытных-одиночек, не сломался…