Адам Нэвилл - Под неусыпным надзором [litres]

Читая эти отчеты, он понял, что если бы прочел их на несколько недель раньше, то высмеял бы. Его бы раздражали эти неизвестные рассказчики, их восторженный тон, с каким они описывали свои ощущения, их неспособность оценить масштаб общего заблуждения. Он представил, как многозначительно вздыхал бы и закатывал глаза, – так он делал всегда, когда хотел показать, что кто-то принимает желаемое за действительное, что нельзя обращать в веру фокусы разыгравшегося воображения. Но теперь он знал, что получил опыт, который не всем дано понять. Он читал эти документы запоем, так, как человек, только что узнавший свой диагноз, читает о своем заболевании.

Закончив читать, Себ долгое время сидел в гостиной, тупо уставившись в пространство. В голове всплывали голоса участников экспериментов ОПИ. Они говорили все одновременно, то и дело повторяя какие-то фразы:

…Быстро включился серебряный свет, поднимая мое тело в воздух…

…Я могла с легкостью проходить сквозь стены…

…Стимулирующие препараты слишком сильные, но Х. настаивает, что мое падение было благословением, потому что привело к тому, что я мог смотреть сквозь собственное тело и еще ниже, сквозь потолок…

…Это жизнь. Это здоровье. С этой болью я совсем забыл, что значит чувствовать себя хорошо…

…Я видела крышу помещения и знаки, установленные там для тех, кто поднимется на подобную высоту. Я тут же сообщила о том, что видела. Хотя Х. болен, он держал меня за руки, а в глазах его блестели слезы…

…Духовное тело совсем ничего не весит…

…ощущение от вхождения в темноту теперь совершенно замечательное…

…Теперь, когда я отпустил свой страх, я чувствую себя как зверь, выпущенный на свободу. Я уверен, что там, за тьмой, – вечный свет…

…Теперь мысль – это движение. Моя биолокация становится молниеносной. Х. и Диана уделяют мне много времени. Девочки ужасно ревнуют…

…восторг… приятное возбуждение… яркий свет… свобода моего духовного тела… мир и энергия… поток энергии… в воздухе, лицом вниз, глядя на свое тело, которое все еще корчилось и дергалось от боли… мое эфирное тело…

Тут ему на глаза попались несколько отчетов, читая которые он не заметил, как стал бормотать себе под нос, боясь поверить в то, что читает, – они вернули его в тот сон, мрачные фрагменты которого крепко отпечатались в его памяти. Эти строки он зафиксировал на своем компьютере:

Мое духовное тело кровоточило, оно питало серебряный шнур, он в середине истончался, затем отпадал, медленно испарялся, исчезал… на потолке, ближе к углу, начало появляться отверстие, словно какая-то неведомая сила спешила выбраться ко мне. Я заглянул туда и увидел смутное очертание фигуры…

Описание этого опыта попадалось снова и снова. Но рассказывали о нем с чувством восторга и триумфа, с чем Себ никак не мог согласиться. Как все это могло превратить Юэна в немытого бездомного алкоголика, найденного мертвым в маленькой гостинице с долгом в шесть фунтов?

И у меня начал появляться серебряный шнур. Прошлой ночью он впервые вспыхнул, словно искра жизни зажглась в нем. Мои чувства рассказали мне больше, чем мои глаза: подо мной степенно бежала темная река. Я была счастлива, когда пришла в себя. Я плакала и обнимала своих друзей. Если я смогу вернуться туда, в то место, тогда разделение, полное отрешение и глубокое-глубокое погружение, о котором они все говорят, произойдет. Мое погружение на глубину возможно.

Неоднократно читая о «серебряном шнуре», «темном тоннеле», «степенной черной воде», Себ вспоминал свой сон: погруженных в воду людей, эти жуткие веревки, торчащие из их тел, и бесшумное течение потока черной воды. Возможно, это была канава для сточных вод подземного мира или подземный ход в Гадес – Царство Теней.

Не упоминал ли Юэн о Царстве Теней?

Он тоже видел это место.

Себ не чувствовал никакого принуждения, только добровольное участие и восхищение этими самыми Х. и Дианой. Временами их преданность граничила с обожествлением.

Папок явно не хватало, это определенно была лишь часть какого-то большого архива: 1967 годом, к примеру, датировался лишь том 50, содержащий записи за июль.

Проработав весь день, Себ постепенно пришел к заключению, что речь шла о небольшой группе людей в составе более обширного сообщества, считающих себя особенными, даже суперлюдьми. И, если верить записям, возглавляли их некие Х. и Диана. Сообщество зависело от того, что называли «процессом», и концентрация всей их воли была сфокусирована на его повторении. Это было еще одно, что напомнило Себу о Юэне.

«Стимуляторы» должны были усиливать процесс. Возможно, это были наркотики, но в документах не упоминались никакие фармацевтические препараты. Во многих записях полученный опыт трактовался как часть чего-то «спиритического», «мистического», как часть какого-то «космического» порядка вещей. Часто встречались ссылки на «духовное тело», что было довольно характерно для того времени. Люди «уверовали» в существование других «сфер», «реалий» и «измерений». И уверовавших было довольно много: здесь были записи впечатлений по крайней мере пятидесяти разных человек, которые принимали участие в экспериментах ОПИ. В более ранних и в более поздних папках стояли разные имена испытуемых. А одна женщина, обозначенная в папках как Дж., провела в «Обществе» шесть лет.

Себу показался подозрительным такой высокий уровень выбывания участников.

Фразы «моя психическая эволюция», «мое самоотречение продолжается в течение длительного времени» и «моя пассивная концентрация» принадлежали к терминологии некоего культа. Эта была система верований, со своей идеологией, лексикой и терминологией, которая в свою очередь претендовала на некоторую научность.

Там часто встречалась фраза «как указал Х.». Кто такой Х.? Хаззард? Могла ли буква «Х» действительно означать М. Л. Хаззарда – таинственного мистического писателя, которого так обожал Юэн? Конечно, нет. Себ не был специалистом по мистике, но был уверен, что, если бы существовала какая-нибудь связь между этим Х. и писателем-мистиком, это стало бы сразу известно среди писателей ужасов и всего неизведанного. Но он ни разу не слышал ничего подобного, даже сплетен.

Довольно странно и подчас раздражающе звучал коллективный голос всех этих отчетов. Разница в стилях повествования практически отсутствовала. Все были до нелепости единодушны, высказываясь по поводу самого предмета исследований. Может быть, это была вина того, кто переносил записи на бумагу. В каждом отчете чувствовалось навязчивое самолюбование, которое постепенно переходило в исступленный восторг. Все это становилось до тошноты противным и патологически скучным.