Максим Кабир - Мухи

Мужчина покивал, рассматривая ее с явным удовольствием.

— Живете на втором этаже?

— Да. В квартире вашей знакомой…

— Галины. Чудесная женщина. Мы крепко сдружились. Очень не хватает ее. — Пожилой историк указал тростью на инвалидное кресло. — С моим конем особо не разгуляешься, а гости у меня бывают нечасто. Ну, кроме внука, детей…

— Давно вы?..

— Оседлал его? Третий год. Раньше и простудой-то не болел, а теперь… — Он махнул рукой. — Не будем о хворях. Рома говорит, вас интересует биография дома?

Природа пробудившегося интереса к истории была загадкой для самой Саши. Она и краеведческий музей посещала лишь со школьной экскурсией и даты основания города никак не могла запомнить.

— Очень. Я прочла вашу статью.

— Мою изувеченную статью! — вставил Георгий Анатольевич.

— Вы знали, что художник, Гродт, жил в четвертой квартире?

— Понятия не имел! — изумился старик. — Откуда такие данные?

— Я нашла на стене рисунок. Вот.

Саша протянула Георгию Анатольевичу мобильник.

— Ух ты, — сказал он, — какое знание энтомологии.

— Его почерк. Я сравнила с картинами в Интернете.

— В Интернете есть все, — сказал Георгий Анатольевич, — раньше приходилось перерывать архивы, собирать по крупицам. А сейчас — вбил в поиск, и готово. Жаль, что Гродт так закончил свою жизнь. Прославься он, и вы бы разбогатели на этой мухе. Впрочем, журналисты и так заинтересовались бы, сняли сюжетец. Не хотите позвонить на «ТВ-Голд»? Неизвестный шедевр неизвестного гения…

— Я не жажду славы, — призналась Саша, — да и рисунок мы заклеили.

— И то верно. Мрачноватый он.

Рома листал журнал. Подмигнул Саше.

— Вашу статью опубликовали не полностью?

— Покромсали на лоскуты! Выпуск был юбилейным, они хотели поменьше минора. Выкинули практически все о Махонине.

— Рома говорит, был скандал.

— Так точно. Статью я написал в две тысячи десятом. С тех пор заполнил некоторые пробелы, нащупал кое-что в старой периодике. Не много. Собственно, туман стал только гуще. Был материал в пропагандистском вестнике двадцатого года. «Мракобесие прошлого». Борьба с суевериями… атеизм… там упоминался и наш дом.

— Вот как? — Саша слушала с ненаигранным любопытством.

— Судачили, что Махонин… ну, что ему одинаково нравились представители обоих полов.

— Бисексуал, — подсказал Рома.

— Внук! Не при дамах!

Рома хмыкнул.

— Ну вот, — продолжал Георгий Анатольевич, поощренный вниманием гостьи, — из статьи это убрали, но ходили слухи, что он использовал дом как личный гарем. Что он поселил здесь не просто друзей, а своих любовников и любовниц.

— Обыденное дело для пресытившихся буржуев, — прокомментировал Рома.

— Мой внук слегка марксист, — сказал Георгий Анатольевич. — Но это не все. Первые жильцы, их было шестеро, по одному в каждой квартире… Они внушали настоящий страх прислуге и сельскому люду.

— Почему?

— Минутку. — Старик подергал компьютерную мышку. Зажегся монитор. Курсор прытко забегал по папкам. — В статье должно было быть два раздела о знаменитостях. Так-так-так, Махонин… ага!

На экране возникла фотография, или, вернее, дагеротип, он запечатлел женщину в глухом платье с воротником-стойкой. Лицо женщины скрывало объемное пятно, похожее на облачко сладкой ваты. Оно выползало изо рта и окуривало голову. Субстанция вздымалась над черными волосами, как дымчатая корона.

— Знакомьтесь, Цвира Минц, также известная как Ирма Войнович. Вот это вещество, удачно снятое фотографом, — эктоплазма. Материя, якобы доказывающая существование потусторонних сил. Цвира была спиритом, вы знаете, кто такие спириты, Александра?

— Конечно, — как на уроке, ответила Саша, — они общались с призраками.

— Вот именно. И пользовались чрезвычайной популярностью на стыке веков. Столоверчение, автоматическое письмо, беседы с фантомами… Цвира Минц была локальной звездой Шестина, к тому же концертировала по стране и пару лет провела в столице, дурача петербуржскую элиту, пока ее не уличили в мошенничестве. Цвира и ее сообщники использовали пружины под столом, кальян и обыкновенный коктейль из взбитых яиц. Ну и невежество публики. Ведь даже такой ум эпохи, как сэр Артур Конан Дойл, искренне верил спиритам. — Георгию Анатольевичу было явно неловко за великого писателя. — Он написал объемный труд о контактах с привидениями и коллекционировал фотографии фей.

— Да ну. — Саша никогда бы не заподозрила автора «Шерлока Холмса» в подобных глупостях.

— Увы и ах. Могущественную и инфернальную Ирму Войнович раскусили, ее карьере пришел конец. Она вернулась в Шестин, но тут ей угрожали обманутые соседи, чьих мертвых родственников она призывала. Тогда и возник Махонин. Он предложил Цвире Минц квартиру в только что построенном доходном доме. Об этом должна была рассказывать вставка «Знаменитый жилец 2».

— А Махонин верил в ее таланты? — спросил Рома, откладывая журнал.

— Кто знает? Но он собрал весьма пеструю тусовку, как вы, молодежь, выражаетесь. Например, Адам Садивский. Он входил в спиритический кружок Аксакова, племянника того Аксакова, что написал «Аленький цветочек». О Садивском негативно отзывался Менделеев, да-да, Дмитрий Иванович Менделеев. Садивский и Аксаков создали «еженедельный загадочный журнал „Ребус“», желтую газетенку со статьями о спиритизме. Ее остроумно высмеял Чехов в рассказе «Беседа пьяного с трезвым чертом». А Достоевский под впечатлением от встречи с Садивским написал очерк «Чрезвычайная хитрость чертей, если только это черти».

«Осилить Достоевского», — отметила про себя Саша.

— Садивский рассорился с Аксаковым и по приглашению промышленника Махонина приехал в наш город.

— Он жил здесь?

— И он, и некто «черный карлик Леонард Крокс», и другие. Первыми жильцами дома были шарлатаны, собранные Махониным со всех уголков Российской империи. Медиумы.

— Может, он хотел установить связь с призраками? — предположил Рома.

— Но призраки водятся в старых зданиях, — сказала Саша и поправилась: — Если в них верить. А доходный дом был новым.

— Тайна за семью печатями, — произнес историк. — Но это в крупных городах Садивский, Цвира и прочие считались жуликами. Местный люд побаивался их. Представьте Садивского, который красил волосы и накладывал грим, прогуливающегося по окрестным селам. Он казался демоном, не меньше. И когда в девяносто восьмом в Пырьевке пропали дети, подозрение пало на странных соседей.

— Дети? — переспросила Саша. Пульс ее почему-то участился, она подалась вперед, к пожилому историку.

— Брат и сестра. Может, сбежали в Шестин или утонули — Змийка была гораздо глубже, опаснее. Но деревенские требовали от жандармов обыскать доходный дом. Они обыскали и ничего не нашли. А через полгода исчезли уже медиумы. Да-да, Александра. Здание опустело в одночасье. Все шесть жильцов как сквозь землю провалились.