Максим Кабир - Мухи

Мертвец замер. Уставился на девушку выпученным глазом.

И протяжно заскулил.

Саша прикусила наволочку и проснулась. Лежа в позе зародыша, она нюхала свои руки. Руки пахли мылом.

Они взяли курс в противоположную от микрорайона сторону. Катили параллельно плотной стене осоки. Солнышко пригревало, щебетали птицы и носились бабочки. Тропка вилась по равнине, иногда ныряя в пологие овраги.

— Спасибо за газету, — произнесла Саша. — Очень интересно.

— Дедушка недоволен статьей. Редакторы сократили ее на треть. Выкинули самое интересное. Там был какой-то скандал, связанный с первыми жильцами и этим промышленником…

— Махониным. Что за скандал?

— Лучше тебе с дедом поговорить.

— Организуешь?

— Запросто. Ты так увлеклась историей дома?

— Типа того. Художник из статьи — Гродт. Это его муха была на стене.

— И что, известный художник?

— Не очень. Я погуглила, почти никакой информации. Но картины у него были жутковатые. Меня всю ночь кошмары мучили.

— Про что?

Она передернула плечами.

— Про мертвецов и дом. Вообще этот сон снится мне не первый раз. Дом, и огромная луна, и какие-то страшные дети.

Она осеклась, вспомнив швы на шеях подростков, их бормочущие рты, словно накрашенные голубой помадой.

— Мне, бывает, снится, что за мной гонятся убийцы с битами. Я влетаю в квартиру, захлопываю дверь, но замок отваливается. Осторожнее…

По болотцу кто-то проложил мостки из дверных полотен. Топь чавкала, полотна проседали, норовя окунуть ездоков в грязь. Они миновали препятствие и ускорились. Река расширялась, ее безмятежная голубая поверхность отражала золото солнца. Обугленные колья осоки ощетинились на берегу. Рыбак шлепал забродниками по мелководью.

«Какой день чудесный», — улыбнулась Саша.

Рома притормозил у невысокого каменного сооружения, похожего на алтарь. Из углубления в подножье тек ручеек.

— Источник, — пояснил Рома.

Саша черпнула воду и отпила из горсти. Вода была холодной, колючей и тяжелой от минералов.

— На вкус так себе, но, говорят, лечебная. Кофе с ней превосходный получается.

Саша вылила из бутылочки остатки газировки и набрала воды.

Они запрыгнули в седла, поехали по степи. Впереди виднелся забор с обветшалыми жестяными кораблями на прутьях. За решеткой зеленели кроны деревьев, проглядывал фрагмент здания. Путники встали у ржавых ворот. Створки соединяла цепь, но пролезть между ними не составляло труда.

— Это и есть яхт-клуб?

— То, что от него сохранилось. Сюда. — Рома протащил велосипед в ворота, Саша, озираясь, последовала за ним.

Открывшийся пейзаж здорово напоминал фотографии покинутых городов. К воде убегала аллея, ветви каштанов переплелись, образуя тенистый коридор. Стволы создавали затор, газоны хоронились под многолетним слоем прелой листвы. Деревья маскировали трехэтажные руины с пеньками колонн, обрушившейся балюстрадой. Прямо из порога росла береза, крыльцо укутал мох.

Чувствуя себя сталкером в мертвой зоне, Саша сфотографировала здание, сделала селфи на фоне одноногого гипсового пионера. Чашу фонтана заполнял строительный мусор. Протрусил и исчез в кустах ежик, вызвав восторженные девичьи аханья.

— Как это можно было забросить? — удивлялась Саша.

— Да кому оно надо? Кому сегодня нужна история?

Они прогуливались по аллее, и из сада за ними наблюдали скульптуры ушедшей эпохи. Пловчихи, спортсмены, горнисты. Весело щебетали птицы. Мелькнуло еще одно здание, увитое плющом.

— Люблю здесь бывать, — сказал Рома. — Включу «Агату Кристи» в плеере — и блуждаю. Правда, тут не так безлюдно, как может показаться. Весной я чуть в штаны не наделал, когда из того окна вылез бомж.

Аллея заканчивалась статуей женщины, опирающейся на весло. Дебелая деваха с прической а-ля тридцатые и голым бюстом. За ее спиной сонно плескалась река. Поросшая мхом лестница спускалась к желтой полосе пляжа. Время уничтожило перила, стесало ступеньки.

— А справа, где пепелище, был ангар, но он сгорел тем летом…

Саша зачарованно любовалась водой.

— Вроде всю жизнь прожила в Шестине и не знала, что у нас есть такие места.

Они сошли на песок. Выбрали пятачок, чистый от высохшего ила. Велосипеды прислонили к растрескавшейся стене.

Саша разложила подстилку, зафиксировала камнями края. Скинула рубашку, шорты. Поправила бретельку желтого бюстгальтера. Речной бриз приятно освежал кожу.

— Что? — спросила она у замолчавшего приятеля. Рома смотрел на ее грудь.

— Ничего. — Парень покраснел, засуетился, распаковывая сумку. — Я взял крем, чай, пирожки с рисом, вдруг проголодаемся.

Саша улыбнулась, польщенная искрами в глазах Ромы, когда он пялился на ее купальник. Свою фигуру Саша считала далекой от идеала и лишь недавно научилась смиряться с недостатками. Грудь, которая, к зависти подружек, начала у нее оформляться в двенадцать, так и застопорилась на единичке. Не то что буфера Ксени.

«Зато не отвиснут», — утешала себя Саша, исследуя у зеркала молочные железы.

Леша, обласканный аж шестью бывшими девушками, на Сашину грудь особого внимания не обращал, что ее неимоверно оскорбляло. Словно и не существовало груди: плоскость, доска.

Рома разделся до плавок и побрел к реке.

— Горячая! — известил он.

«Красивые плечи», — оценила Саша, щурясь на него, уходящего в воду.

— Ну же! Идем!

Река обволокла щиколотки, колени, бедра. Саша зажмурилась, пискнула, ныряя. Дно было гладким, шелковистым. Тело почти сразу привыкло к температуре воды, девушка поплыла брассом.

— Наперегонки! — крикнул Рома.

И, конечно, выиграл — с такими-то ручищами!

Они резвились, плескались в мягком течении, а яхт-клуб на берегу напоминал поместье из готических романов. Заброшенный сад, древний фамильный особняк, призраки, вздыхающие по былым денькам. Античные статуи оживают ночью, держат тайный совет у фонтана. Вон та юркнувшая тень — силуэт промышленника Махонина, он сутулится за постаментом и серчает: «Детишки! Утопиться старику не дают!»

Сигая в глубину с красивых плеч Ромы, она подумала, что это лето — рубеж, что после все будет иначе. Хорошо, головокружительно хорошо, но уже не так.

— Ух! — Она растянулась на покрывале, подставила солнцу ребра в капельках влаги. Солнцу и Роме, который сел рядом по-турецки с соломинкой в зубах.

— Как же я все-таки люблю наш город! Где еще найдешь вот такое?

Она показала пальчиком на яхт-клуб.

— Заброшки есть везде.

— Не такие! Везде — все не такое.

— Не уехала бы, подвернись шанс?

— Уехала. Но скучала бы сильно.

— Я его тоже люблю. Хотя порой он кажется чудовищем.

— Шестин? — Саша вскинула брови. — Этот открыточный лубочный прянично-конфетный городок с церквями на каждом метре?