Максим Кабир - Мухи

— Нет. — Рома растерялся.

— Скажешь, она не красивая?

— Не знаю. Наверное, миленькая. Но мне нравишься ты.

Саша отвернулась, прикусила нижнюю губу.

— Врун, — буркнула она, скрывая довольство.

— А тебе не снились больше гадости?

— Не-а, — легкомысленно ответила она, — я вспомнила один способ.

— Способ против кошмаров? Ловец снов?

— Ты будешь издеваться надо мной.

— Не буду. Клянусь.

— Ладно. — Саша порылась в телефоне. Загрузила цветастую картинку. — Вот. Это Баку.

— Слон?

Картинка изображала спящую на футоне девочку. В изголовье, сторожа ее покой, возвышалось существо с хоботом и ушами спаниеля. Голова диковинного зверя была голубой, а туловище и лапы белыми, в синюю полоску. Хвост, грива и брови пылали оранжевым пламенем. Несмотря на загнутые бивни, когти крупной кошки и пышущие огнем глаза, существо казалось положительным персонажем.

— Чепрачный тапир, — краснея, сказала Саша. — Я говорила, что раньше увлекалась Японией. Их культурой, традициями…

— Мультиками, — вставил Рома.

— Да, но в рамках приличия. Без фанатизма. И историями о японских призраках.

— Это призрак?

— Добрый дух. Баку пожирает плохие сны.

— Плохие сны питательны. Гляди, какое брюшко он себе отрастил.

— Не оскорбляй Баку! В древности японцы считали, что злые призраки проникают в сновидения и безобразничают, высасывая из человека силы. А Баку выслеживает их. Крестьяне писали его имя на подушке и на стенах спален и просили истребить вредных призраков.

— Ты тоже воспользовалась его помощью?

— Распечатала картинку с Баку и спрятала под подушкой.

Откровенничать на такую бредовую тему оказалось удивительно просто, и это был очередной плюсик собеседнику. Когда у Саши появятся внуки, она поведает им, чавкая вставной челюстью: «Выбирайте себе в пару того, с кем можно обсуждать привидений».

— Скинь мне эту картинку, — попросил Рома. — Перестрахуюсь.

Саша засмеялась, а сама подумала мрачно, что Баку побеждает забавных японских духов: ожившие зонтики, призрачных лис и поросят, летающую постель. Но что будет, столкнись азиатское непарнокопытное с обожженным парнем в шляпе? Мохнатый полосатый зверь против полосатого свитера детоубийцы Фредди? Не вспорют ли железные когти брюхо Баку, не отрежут ли хобот?

Размышления прервал Рома. Он взял ее за руку и улыбнулся. Саша благодарно стиснула пальцами теплую кисть. Ромино прикосновение выветрило тревогу не хуже амулетов.

Конно-прогулочный комплекс располагался у трассы: обширная территория за резным бревенчатым забором. Они прошли под эллинскими воротами, приобрели в кассе билеты. Запахло конским навозом, деревней.

У Саши ферма вызвала ассоциации с цирком, где вместо купола — безмятежный небосвод.

По правую сторону стояли беседки, по левую, подковой, — мини-зоопарк. У входа торговали сладостями и газировкой. Оседланный ослик щипал травку, ожидал юных наездников. Молодожены фотографировались с лошадьми.

Саша и Рома обзавелись сладкой ватой, пошли на птичий клекот. Павлин приветствовал их своим дивным оперением. Расправил веером насыщенное сине-зеленое надхвостье, гордо выпятил грудь.

Саша защелкала камерой.

За павлинами обитали куропатки, и фазаны, и печальный страус, у которого воровали еду наглые воробьи.

Гости умилились семейству енотов, попрошайничающей обезьянке.

Поодаль в загоне отдыхали волки.

— Никогда не видела их вживую, — сказала Саша.

— Такие красавчики.

Самка приблизилась к сетке, посмотрела на девушку умными желтыми глазами. Саша разорвала упаковку и просунула между прутьями колбасу. На подарок волчица прореагировала своеобразно. Обнюхала кругляш, завалилась на бок и принялась забавно кататься по земле. Вскочила, снова ткнулась носом в колбасу и снова опрокинулась, высунув язык и болтая лапами.

— Малышка играется! — рассмеялась Саша.

Потом они оседлали вороных лошадей и скакали по территории фермы, а ветер трепал волосы и окрылял. Саша влюбилась в свою лошадку, Розу. И отомстила Роме, который плавал лучше нее: по части верховой езды Саше не было равных. Спасибо дяде Альберту. Даже конюх похвалил, сказав, что в седле она держится, как амазонка.

Сидя под тентом, наблюдая за лошадьми, Саша проговорила:

— Вчера я перебрала вещи тети Гали. В чулане остались коробки.

— Хлам небось?

— Именно. Но там были фотоальбомы. Я хочу отдать их твоему дедушке.

— Ему будет приятно. Думаю, у них с тетей Галей было что-то вроде старческой любви. Такой, знаешь, когда не нужны поцелуи и романтика.

— Ты вроде общался с ней.

— Постольку-поскольку.

— Как считаешь, что это?

Саша вынула из рюкзачка стопку фотографий.

— Они лежали в отдельном конверте.

Рома стал перекладывать снимки.

— Не пойму, — озабоченно сказал он, — подъезд, что ли?

— Ага. А вот это?

— Ее квартира. Теперь — ваша. И… о. — Он заметил отражение в стекле балкона.

— Она напугана, — произнесла Саша. — Она фоткает окно или комнату. А на обороте.

— Кучер, — прочитал Рома. — Это чья-то фамилия?

— Ты мне скажи.

— Ума не приложу. — Рома дошел до фотографии платка. — Зало.

— Пишет, что вышила во сне.

— Бред какой-то.

Рома повторно пролистал снимки и вернул их подруге.

— Я точно знал ее не настолько хорошо.

— А она… — Саша замялась.

— Что? Не страдала ли она старческим слабоумием?

— Типа того.

— Она казалась адекватной. Вежливой и радушной. Но после этих записей… я сомневаюсь.

— Наверняка у нее были провалы в памяти. И амнезия вызывала панику.

— Грустно, если такое случится с дедом.

«Какой занятный дом, — подумала Саша, — пропавшие дети, медиумы, тоже, кстати, пропавшие, художник-самоубийца и вот еще старушка, вышивающая абракадабру во сне».

По подворью проскакала пегая лошадь. Загорелый работник фермы ехал верхом. Взгляд Саши зацепился за поводья в его руках. Смутная мысль вспыхнула и погасла, не успев зафиксироваться. Но эта же мысль вновь пришла Саше по пути домой.

Мертвые дети в ее кошмаре. Мальчик и девочка с пересаженными головами. Их позы. Они вовсе не предлагали ей выбрать нечто, спрятанное в кулачках. Они подражали наездникам. Они управляли невидимыми лошадьми.

И повторяли совсем не «куча, куча».

Саша замешкалась в дыму пролетевшего по трассе грузовика.

Дети из сна говорили «Кучер».

— Готово, — сказала мама, откладывая молоток. — Принеси веник, солнышко.

Саша смела в совок щепки. Мама воплотила угрозу, демонтировала пороги при входе в гостиную и спальню. Отныне Алексины могут свободно передвигаться, не боясь сломать себе кости. В память о порогах остались светлые полосы. По паркету рассыпались белые крупицы.