Максим Кабир - Мухи

Ливень взрыхлял почву. Змийка расширилась. В темноте очертания рогоза напоминали выстроившееся перед боем войско, солдат, потрясающих копьями. Артиллерия обстреливала линию фронта. Твердь пульсировала. Подростком Рома читал о неудачниках, ставших жертвами молний. Видел ролики на ю-тубе. Моментальная вспышка, и человек валяется на асфальте возле черной подпалины, метки тока. Судороги, гибель.

Небо плело электрические веревки в десятки миллионов вольт. Рома бежал по полю. Калоши разъезжались. Луч ощупывал дорогу, вернее бездорожье. Дождь лупил по щекам, приходилось протирать глаза и отплевываться.

Кто-то ослепил Сашину родственницу. Жестоко наказал за Сашку. Но кто этот таинственный каратель?

Ветер отпихивал в болото. Срывал капюшон. Брызги орошали плащ. Молнии расцветали над яхт-клубом. Он представил, как они озаряют статуи и руины.

«Ты знаешь, кто, — сказал внутренний голос, — ты отказываешься верить, но в глубине души знаешь. Одинаковые сны. Объеденный раками мертвец. Тебе мало? А аура той комнаты под подвалом? Ты же почувствовал. Тебе было так же страшно, как Саше».

Луч высветил фигуру в кустах. Волчья морда. Оскаленная пасть с красным языком. Нога соскользнула в топь. Рома упал на колено, встал, отряхиваясь. Направил луч в темноту. Просто ветви сплелись причудливо, и на сучке шебаршился пакет.

Он поковылял через кустарник.

Дом возвышался великанским надгробием. Да, могильной плитой над гноищем. Над грудой неотпетых покойников. Кости в черноземе, словно занозы. И земля тщится отторгнуть их. Вытолкнуть.

Вода струилась по кровле, по орнаменту и ризалиту. Свет горел в двух квартирах, первой и четвертой. Дедушка почему-то не спал. Впрочем, как уснуть под такую канонаду?

Рома пошел к порталу. Облегченно вздохнул, когда подъезд спрятал его от ливня. Вода бурлила в трубах. За парадной лестницей скрипело. Это подвальная дверь качалась от сквозняка. Он убедил себя, что шлепанье в глубине вестибюля — звук разбивающихся капель, а не стук бит по ладоням отморозков. А послышавшийся крик — только рев ветра.

Парень взбежал по ступенькам, каждой клеточкой кожи ощущая чье-то присутствие. Тени кружились в туннелях. Эхо сообщало мраку о приходе нового гостя.

«Так не бывает, — подумал Рома. — Мертвые не вылезают из гробов. Привидений не существует!»

Взор упал на бетон. Бордовое пятно посредине площадки. Потеки на плитке. Будто свинью резали. В одиннадцать лет Рома с родителями посещал Москву, и самым ярким впечатлением была кровь, льющаяся по тротуару Бутырской улицы. Дагестанцы отмечали Курбан-байрам, отрубая головы барашкам. Москвичи шарахались, милиция бездействовала. Кровь пузырилась на обочине магистрали.

«Что-то не так», — сигналила интуиция.

Борясь с навязчивыми мыслями, он пошел по тамбуру.

— Саш? Саш, это я.

Дверь распахнулась, Саша втащила его в коридор. Повисла на шее. Ее трясло. Она трогала мокрый дождевик, словно опасалась, что Рома — призрак, развеется без следа и она снова останется одна.

— Он убил тетю Свету! Он съел Сверчка!

Рома заглянул в зареванное лицо, в шокированные Сашины глаза. Страх девушки передался ему, как инфекция. Казалось, за прошедший с их расставания час она прошла через пекло. И был еще запах. Чуть слышный гнилостный запашок.

— Кто? О чем ты? Где тетя Света?

— Ты не видел? — С ресницы сорвалась слеза. — Труп на этаже. Он расколотил ее голову о бетон.

— Да кто же?

— Монстр. Мертвец. — Саша разрыдалась.

— Успокойся, девочка, тише. — Рома гладил по голове, целовал горячий лоб. — Объясни мне.

— Родители уехали, — сипло сказала Саша. — Тетя Света пошла за бренди. В подъезде на нее напал мертвец. Он убил ее и залез в квартиру, — она показала на полукруглую фрамугу над входом, — я спряталась в ванной.

Рома покосился на белую дверь справа. По окрашенным доскам протянулись неровные борозды. Будто полотно скоблили граблями. Или когтями.

— Он не мог войти. Из-за соли в пороге. Он съел моего Сверчка! — Саша сморгнула слезы обиды. — Я не сошла с ума! Он сидел вот здесь! Я видела его, как вижу тебя!

— Мертвец? — переспросил Рома.

— Да! Мертвый спирит! Адам Садивский.

— Хорошо, — сказал он осторожно, — давай уйдем отсюда. Переночуешь у меня.

— Нужно вызвать полицию…

— Да, конечно. Позже.

Он потянул ее к дверям. Зрачки Саши загорелись:

— Погоди! Я возьму соль!

Она побежала к чулану.

«Да что же это, черт подери?» — вздрогнул Рома. Он все смотрел на расцарапанную дверь. За углом всхлипывала Саша. По ногам подуло сквозняком. В квартиру проникло болотное амбре.

«Не бывает. Нет!»

Рома повернулся. В конце коридора стояло тощее существо с прямыми, как антенны, рогами. Лапы-ветки уперлись в стены. Меж оголившихся ребер зеленела плесень.

У Ромы перехватило дыхание.

Чудовище оскалило длинные зубы и метнулось вперед, словно спринтер. В мгновение ока оказалось возле ошарашенного парня. Сбило на паркет и накрыло собой.

Воздух вышел из легких. Рома захрипел под мертвецом. Казалось, на него упала груда хвороста или ветошь. Но руки заложного были невероятно сильны. Кисти, как пауки, скользнули к горлу. Ноздри закупорила вонь. Рома трепыхался, захваченный врасплох, а пальцы уже сдавливали шею. Ногти впились в кадык.

Мертвец ликовал. Нижняя челюсть, скрепленная с черепом волокнами, сочилась белесой, будто сперма, слюной. Глаза источали ненависть. Рома чувствовал, как лопается кожа. Правое запястье было блокировано костлявым коленом, но левым, свободным, он пытался отпихнуть от себя мертвеца. Ладонь тыкалась в грудину, в тлен, плесень и мох. Он ослабевал под натиском врага.

Взор заволокло туманом. Сквозь него Рома увидел Сашу. Она всплыла за плечом упыря, за торжествующей мордой. Губы плотно сжаты, руки воздеты к потолку, и в них — бумажный мешок. Упаковка пищевой соли.

Саша обрушила ее на затылок заложного. Мешок порвался, белый поток хлынул по серой шкуре. Мертвец завопил. Рома глотал кислород и лихорадочно тер спасенную шею. Адам Садивский брыкался на полу, среди искрящихся крупинок, выгибал спину дугой. Лапы ударяли о настил.

— Сука! — рычал он. — Вшивая мерзавка! Гнида!

Рома встал, таращась на извивающийся скелет.

Саша решительно шагнула к заложному и вытряхнула остатки из пакета. На глазах Ромы соль, словно серная кислота, проедала трухлявые кости. Уничтожала тлен.

— Гнида! — выкрикнул Садивский. Его челюсть расщепилась, как жвала насекомого. На месте носа образовалась воронка. Она увеличивалась, поглощая глазницы, подобно яме, в которую ссыпается песок. Череп ввалился. Лапа конвульсивно дернулась и застыла на паркете. Рог отпал, растаял в соляной куче.