Максим Кабир - Мухи

Тень трехэтажного здания клином ложилась на луг. Окна казались запавшими глазами, а ризалит — орлиным носом. Подъездный портал будто бы всасывал в свою пасть тропу.

Темные пятна ползли по гипсовым фруктам, по шрамам и щербинкам.

— Тут двое детей, пацан и девчонка, муху хоронили в гробике из морковки.

Рома хохотнул:

— Своя атмосфера, да? Это тети Насти дети, из шестой квартиры. Вообще у вас соседи нормальные, спокойные.

Он передал Саше пакеты.

— Рад знакомству.

— Взаимно.

Саша пошла к фиолетовой двери.

«Он пялится на мою задницу», — подумала и удержалась, чтобы не поправить шорты.

— А как твоя фамилия? — спросил Рома.

— Алексина.

— Пока, Алексина.

Поднимаясь мимо чугунных лоз, печных заслонок, лепных карнизов, Саша Алексина улыбалась.

У их звонка была отвратительная лающая трель. Квартира неуловимо изменилась, словно стала еще больше. Вечерние тени не скрадывали пространство, а напротив, странно отдаляли стены. В коридоре клубилась темнота, а кухонный свет почти не выплескивался за порожек.

Саша, прислонясь лопатками к холодильнику, прихлебывала квас. Мама доставала расспросами: что за мальчик, где живет, что у него за семья. Снова строили планы, поглощая вкуснейшую запеканку, отбивные и салаты.

В какой-то момент, посмотрев в коридор, Саша обнаружила, что дверь чулана открыта.

Дверное полотно в летней кухне дяди Альберта вечно закрывалось само собой, если его не подпереть.

— Добавки?

— Боже упаси. Я сейчас лопну.

— Ты слишком худенькая.

— Жирная, как свинья.

Дядя Альберт называл ее ласково «худышечка». А маму «Танчик».

«Какой же он был классный», — затосковала Саша.

С состраданием взглянула на маму. Каково это — лишиться любимого мужчины, знать, что он никогда не погладит тебя, не обнимет во сне, не приголубит?

Что он истлел в деревянном обшитом атласом коробе.

Не проходной мальчишка, не Лешка, а именно тот самый, твой-твой-твой мужчина…

Саша помогла маме вымыть посуду и пошла через тенистый коридор, через гостиную, на балкон.

Он походил на корабельную корму, с изогнувшимися под острым углом перилами.

Стульев определенно не хватало. Сидеть, свесив ступни между прутьями, курить — когда мама будет на дежурствах, — выпуская колечки.

Корма целилась в болотце, истончившееся и высохшее русло Змийки. Высоченные стебли качались над лужами, звенели в сгущающихся сумерках насекомые.

«Интересно, — подумала Саша, — если кинуть туда, в гущу камыша, связанную ведьму, комары за ночь высосут всю ее кровь? Пять литров отборной ведьмовской крови»…

Прошлым летом они ходили в поход, и Сашины ноги подверглись массированной атаке комарья. Икры опухли и жутко свербели, вынуждая хныкать. А Леша, вместо того чтобы утешить, заявил при всех, что задолбался терпеть ее капризы. Он и до того говорил ей разные гадости, мол, не хочет ограничиваться одной девушкой, дескать, парень должен иметь много любовниц, а не одну…

«Его бы тоже туда, в камыш», — сказала Шура.

«На часок», — неожиданно согласилась Александра Вадимовна. В гостиной мама включила телевизор. Заиграла тревожная музыка.

Саша вышла с балкона. Шкаф, трюмо, телевизор на тумбе, все было отодвинуто от стен, чтобы не мешать завтрашней поклейке обоев. Но казалось, что вокруг мебели метры и метры пустоты. Люстра источала тусклый желтый свет, не способный истребить полумрак.

У старых квартир свой характер и свои причуды.

На экране молоденький Джонни Депп проваливался в водяной матрас, лился фонтанами клюквенный сироп.

«Кошмар на улице Вязов». Девятилетняя Сашка наткнулась на этот фильм, клацая каналы. Родителей не было дома, она сидела на корточках перед телевизором, словно ее примагнитили, порывалась утопить кнопку пульта, врубить мультики…

Но наблюдала исподлобья, как Фредди потрошит людей. Он ее напугал до дрожи — маньяк с обожженной физиономией и смертоносной клешней. Ее первый ужастик, коих было множество потом, но ни одна «Пила», ни один «Астрал» не внушили ей такого страха.

С потолка сочилась кровь.

Не эта ли смесь страха и восторга побуждала Сашу читать о мрачных готических замках, лабораториях, где побулькивали реторты, галереях и осенних парках?

Ксеня вовсе не читала книг, удивлялась, зачем подруга засоряет мозги.

— Это же так нудно!

— С каких пор ты увлекаешься ужасами? — спросила Саша расположившуюся на диване маму.

Та улыбнулась:

— Дрянь полнейшая. Но ностальгия… Я его в видеосалоне смотрела с мальчиком. Студенческая любовь!

— Красивый?

— Как Аполлон!

— Целовались с ним?

— Чтоб не было страшно, — призналась мама, смеясь.

На экране Нэнси сходила по деревянной лестнице ниже и ниже, в подсвеченную оранжевыми лампами котельную.

Пока она воевала с Крюгером, Саша застелила постель, надела домашнюю футболку и завалилась в кровать. Пружины подстроились под ее спину, узнали хозяйку. Саша потянулась, зевнула. Снова представила, где будут висеть полки, где — храниться конспекты. Настольная лампа, девичьи побрякушки, плюшевые звери добавят уют, растопят черствое сердце квартиры.

Она взяла телефон, загрузила свой профиль в социальной сети. Кто-то предлагал ей дружбу.

Роман Вещук. Знакомая добродушная улыбка на аватарке, знакомые кудри.

Ба, да это же наш историк.

Поставил лайки под десятком ее фотографий.

Саша усмехнулась, набросала сообщение:

«Как ты меня нашел?»

Рома не замедлил с ответом:

«Не так много Саш Алексиных. Чем занимаешься?»

«Привыкаю к новой спальне».

Она прошлась по его альбомам. Практика, универ, поход в горы. Рома увлекался пейнтболом и рыбалкой, в аудиозаписях (плюсик в книгу плюсиков) обнаружились «Duran Duran» и «Агата Кристи».

Его страничка прошла проверку.

Капнуло сообщение:

«У тебя есть любимый писатель?»

«Эдгар По».

«Ого! Такие девушки существуют?»

«Флиртуешь?» — хмыкнула Саша.

Мама выключила телевизор, крикнула из-за дверей:

— Солнышко, я спать!

— Спокойной ночи, ма.

Она тоже погасила свет и залезла под одеяло. Еще час переписывалась с Ромой: о музыке, кино, учебе…

«Вот и первый приятель здесь», — подумала она, откладывая телефон. Рома пообещал завтра показать окрестности.

Саша зевнула, устраиваясь поудобнее. В темноте едва различались силуэты нераспакованных коробок, мебели.

В детстве она молилась перед сном, повзрослев — забросила. Но сегодня захотелось поблагодарить того, кто наверху. Спасибо, если ты существуешь. Пускай нам будет хорошо, пожалуйста.

Веки тяжелели, она подумала сонно, что за отодвинутым от стены шкафом может кто-то таиться, какой-нибудь Крюгер. Там, в проходе, за гардеробом.